С тех пор как я начал поиски остановки, на Статен-Айленде уже наступила глубокая ночь. Все это заставило меня знатно так понервничать. Я засунул руки поглубже в карманы джинсов. Моя походка, пожалуй, прекрасно отражала мое скверное настроение. Первый, кто попадется мне под руку этим вечером, скорее всего, даже не успеет понять, что происходит. Три дня я побыл в роли глупого ручного котенка, и хватит. Нужно найти способ выплеснуть всю свою энергию.
Я чувствую, как в моей руке вибрирует мобильник, на который я не обращал внимания. Хиллзы, наверное, заметили мое отсутствие и позвонили Солис, которая теперь часами мне мозг будет выносить со своей дурацкой моралью. Да пошла она, сегодня вечером мне просто необходимо подышать!
Я шел по знакомым улицам и вдыхал их аромат: моча бомжей, запах недавно выкуренного косяка марихуаны. Видимо, парни, курившие ее, разместились прямо на тротуаре. До маленьких ларьков с едой неизвестного происхождения, но которой можно неплохо набить брюхо, было рукой подать. В этом квартале, где ни одна девчонка не захотела бы оказаться в одиночестве посреди ночи, я чувствовал себя как дома.
Здесь никто не посмотрит на меня сверху вниз, никто не смерит презрительным взглядом. Я нахожусь сейчас именно в том месте, которое подходит мне лучше всего.
– О! Молчун! – донесится с угла улицы.
Я оборачиваюсь, и Лопес, парень, который делал мне татуировки, машет мне рукой из-за витрины своего магазинчика. Я киваю ему в ответ.
Молчун – так называют меня здесь уже на протяжении многих лет. Мне это никогда не нравилось, но уж лучше так, чем Немой.
Я направляюсь к тому месту, где мы с Бенито проводим большую часть времени: к маленькому пабу Goosebump [1]. На самом деле никогда не мог понять, почему именно так называется это питейное заведение. Наверняка какая-то тонкая и непередаваемая игра слов.
Когда подхожу ближе, то вижу у самого входа трех парней, которые закидываются какими-то веществами. Они узнают меня и здороваются. Ногой открываю дверь паба и выхожу.
Скрип дверных петель, находящихся уже на последнем издыхании, привлек внимание всех, кто находился внутри. У меня было ощущение, что я не был здесь вот уже много недель, так дом Хиллзов отрезал меня от внешнего мира.
В пабе, как всегда, народу немного: несколько нищебродов сидят, облокотившись о барную стойку, и заняты тем, что смотрят на дно своего стакана или пялятся на официантку Таню, сестру Бенито.
Все повернули голову, чтобы посмотреть, кто пришел.
В надежде на их понимание, что я не в духе, даже не взглянул на них.
– Кажется, знаю кого-то, кому нужно срочно выпить! – говорит Таня, заметив, что я прохожу мимо стойки.
Я кивнул, и она отвернулась, чтобы взять бокал.
Не останавливаясь, я шел к тому столику, за которым