Ноги знали.
К утру он вышел на станцию в десяти верстах от села – усталый донельзя: в ссадинах и кровоподтеках, но странно успокоившийся. У колодца он умылся: поправил, насколько можно, одежду и стал обычным пареньком, побитым где-то в деревенской драке.
Вспоров потаенный кармашек штанов, где зашиты были обернутые вощанкой деньги, «неприкосновенный запас», он пошел за билетом.
Что было, то было. И осталось – там. Ему жить дальше. А время такое, что жить следует неприметно, скромно. Не поладил с деревенскими подкулачниками, и все.
Ему удалось пристроиться у окна. Вагон качало, люди вокруг занимались обыкновенными делами – поправлялись со вчерашнего, ели, ругались, просто дремали, и никому до него, Никифорова, не было никакого дела.
Никифоров смотрел на пролетающие мимо деревья, на поля, на бредущих куда-то баб, и чувствовал, как прошедшее уходит, заволакивается, становится небылью. Лишь однажды, когда поезд выкатил на длинный мост над рекою, помстилось, что небыль – сам поезд, этот вагон, старик напротив, жующий дешевую чесночную колбасу, а в действительности он, Никифоров, остался там, во тьме церковного подземелья. Остался навсегда.
Но мост кончился, паровоз дал громкий басовитый гудок и прогнал вон никчемные вздорные мысли.
Часть вторая. Красноармеец
Вмятинка удара приклада оспиной легла на светлую голубизну крашеных ворот.
Галка нехотя оторвалась от столба и полетела к куполу, в бестолковый хоровод парящих товарок.
– Оглохли, как есть оглохли. Открывай, живо! – Федот опять поднял винтовку.
– Попортишь казенное имущество, – лейтенант соскочил с брички и застыл, не решаясь идти дальше. – Отсидел ногу, – напряглось в улыбке лицо, смешок рвался наружу.
Лошадь махнула хвостом, отгоняя слепня.
– Без расчета строили, – козья ножка, посланная щелчком старшины, упала у ограды. – Сколько сил впустую извели. А камня!
– Жалеешь? – бричка скрипнула, качнулась, а сержант-чекист уже стоял у невысокой беленой ограды, легонько пиная ее носком сапога.
Федот еще раз ударил в ворота. Лейтенант пошатнулся, переступил, ловя равновесие, и закусил губу. Как глупо! Но ноги оживали, щекотное бурление покидало их.
– Хватит попусту стучать, – остановил Федота сержант. – Перелезай, да сам отопри.
Закинув винтовку за спину, солдат перевалился во двор. – Знатное строение, большое, – Иван задрал голову к небу. – Потеть придется.
– Не сомневайся, пропотеешь, – усмехнулся старшина.
Створки ворот медленно распахнулись.
– Поглядим, – чекист шагнул вперед.
Возница легонько стегнул лошадь. Медленно, неспешно вкатилась бричка во двор.
Тишина. Лишь галки наверху подавали порой вредный птичий голос.
Райуполномоченный посмотрел по сторонам. Приехали? От портфеля на коленях, новенького, с тремя замочками, пахло химией, индустрией.
– Не сиротись, Игорь Иванович, присоединяйся! – чекист не выказывал никакого уважения к