Эвелин хотела его, потому что он был недостижимым. Она хотела владеть им, чтобы взять верх над всеми глупышками, которые пускали по нему слюни. Хотела выйти победительницей в этой игре и получить вожделенный всеми приз. Кто же знал, что этот приз окажется бракованным, а ее желание – самоубийственным…
***
Самое ужасное, что могло с ней произойти в плену – это месячные. Эвелин всегда переживала их очень болезненно. Наверное, по десятибалльной шкале самой сильной боли, которую она испытывала в жизни – на отметке девять. Даже член Гвидиче, безжалостно протаранивший ее девственное влагалище принес боли не больше, чем на пять баллов. Эвелин и мысли не допустила о том, чтобы относиться к этому, как к насилию. Примерять на себя роль жертвы – прямой путь к жалости к себе и душевной боли. Она достаточно долго готовила себя к подобному, хотя и предполагалось, что это сделает, в конце концов, Терехов, но в чем разница между ним и Тео Гвидиче? Никакой.
Эвелин отпустила первоначальную панику и взяла себя в руки, четко анализируя ситуацию и понимая, что путей отступления нет. Когда Тео внезапно оставил ее, бросив нелепый вызов и отбросив идею трахнуть без согласия, девушка привела себя в порядок и начала исследовать окружающую местность через окна спальни и кухни. Делать попытку побега раньше времени и без должной информации она не собиралась, потому что пока, получила определенную свободу передвижения внутри дома. Она сочла за лучшее слушаться своего похитителя, хотя иногда становилось трудно сдерживать эмоции и не нападать на него. А уж когда начались чертовы месячные, эта проблема заслонила собой все остальные.
Наверное, подобные ощущения женщины переживают при схватках. Потому что если боли еще хуже, то это просто нереально пережить! Ей даже обезболивающие не помогали, а Тео располагал довольно сильными препаратами. И, когда казалось, что хуже и быть не может, оказалось, что у нее нет средств женской гигиены. Пришлось сооружать самой, разорвав одну из футболок на лоскуты. Какая дикость!
Естественно, из-за всей этой стрессовой ситуации, к которой добавилась и ее обычная плаксивость в это время месяца из-за шалящих гормонов, Эвелин сорвалась. Все ее установки полетели к чертям и она позорно скатилась в истерику. Только после ухода Тео, девушка вновь обрела контроль над своими чувствами и поняла, что если срочно не реанимировать свою реакцию на вопрос о сексе, то ее убьют раньше, чем папа их найдет. Как бы Тео не пытался казаться равнодушным, она видела, каким взглядом он смотрит на нее, и понимала, что мужчина сгорает от похоти. Она была бы последней идиоткой, если бы не воспользовалась этой слабостью.
Как