– И кто за него поручится?
– Я думал, вы…
Арехин вздохнул.
– Я не буду ручаться за человека, которого в глаза не видел.
– Так вы посмотрите! Посмотрите, пока не поздно, – Каннинг опять попытался взять Арехина за руку, но в последний момент снова остановился.
Арехин, не отвечая, развернулся и прошёл во двор. Каннинг остался у ворот, руки его висели вдоль тела, лишь на палец не доходя до колен.
Ладно.
– Григорий, отдохните сами, и лошади пусть отдохнут, но к полуночи будьте готовы.
– Далеко?
– На Лубянку.
В квартире было накурено: Анна-Мария работала. Писала обзор швейцарской, австрийской и, прежде всего, немецкой прессы. И наоборот – обзор советской прессы для Австрии, Швейцарии и Германии.
– Ещё сорок минут, дорогой, – сказала она, мельком взглянув на Арехина.
Дома они не готовили. Максимум – взятые из служебного буфета бутерброды. Сегодня бутербродов не было. Но были замечательные грецкие орехи.
За эти сорок минут он успел слегка освежиться, заварить чай в довоенном серебряном «Cafeolette», выпить два стакана – без сахара, и посидеть в кожаном мягком кресле.
– Вот и готово, – Анна-Мария развивала в себе пунктуальность. Если сказала «сорок минут», значит сорок минут возьми и отрежь, даже если работа требовала двадцати.
– Газеты свежие?
– Немецкие? Третьего дня. И старше. А что? И почему от тебя пахнет порохом?
– Порохом пахнет, потому что была стрельба. А газеты скоро будешь изучать свежайшие: мы едем в Швейцарию.
– Чьё решение? – только и спросила Анна-Мария.
– Исполкома Коминтерна и лично товарища Збарского.
Товарищ Збарский был видным, но пока ещё не выдающимся деятелем международного коммунистического движения.
– Когда ехать?
– Завтра. Броня на поезд до Риги, затем по усмотрению. Швейцария, Франция, я бы даже Аргентину не исключил.
– Документы, деньги?
Он передал ей пакет:
– На первое время.
– Что ж, поедем. – Анна-Мария не раз и не два ездила по заданиям Коминтерна, но всё больше в лимитрофы. – А дальше?
– В Женеве получишь инструкции. Вообще, в этом деле главная – ты.
– А ты?
– Я – предлог для поездки. Еду играть в шахматы, добиваться чемпионского звания. Сама понимаешь, играть в шахматы, кочуя с турнира на турнир, можно всю жизнь.
– Очень удобно, – согласилась Анна-Мария. – Но что на самом деле составляет твою цель, мне знать нельзя?
– Почему же нельзя. Да и трудно не догадаться. Цель у нас с тобой одна – мировая революция.
Арехину не нравилось, что он говорил, а, главное, как он говорил. Но для Анны-Марии, похоже, слова звучали совершенно естественно. Она, Анна-Мария, была в первую очередь революционеркой, да и во вторую тоже, и не видела ничего плохого в том, чтобы стать видной революционеркой. Он, собственно,