Вот как только вы говорите о Давиде и Голиафе, как о маленькой истории, об историческом факте, – он имеет очень интересное влияние на ваш опыт. Но как только вы говорите, что это Ветхий Завет, библия, история еврейского народа, – всё, вы вкладываете это в другой контекст.
И вот кто-то, некие монахи под определённые задачи начинают создавать историческую науку «Историю», не как отдельные истории, а как единую выстроенную последовательность. И начали происходить странные вещи. У моего маленького народа были исторические байки о героях. И как только история этого маленького народа кладётся в общую историю человечества, – она теряет смысл. Мы её выхолащиваем, из неё вытаскиваем силу, и она становится просто информацией, пустой, мёртвой. История стала мёртвой с 1744 г., как только всё человечество начали под одну гребёнку выстраивать.
Когда вы в школе изучаете историю, вы что изучаете? Линию датировок. Вы создаёте некий вектор, который лишает все события смыслов, силы и опыта. «Истории духовных подвигов человечества» – вот какой учебник должен появиться. Там не будет: «Когда это было, до…, после…?» – это не имеет значения. Потому что конкретный духовный подвиг вечен, он является хранилищем опыта человеческого. Как только вы это выстраиваете в датировку – всё, там нет подвига.
Почему историю пишут победители, а истории пишет народ? Чуете разницу? Но если вы на историческом факультете учитесь, вы по-другому историю изучаете. Вы конкретно личности изучаете, контекст изучаете, влезаете в конкретную среду обитания этого человека, и, исходя из этой среды, вы судите о его поступке. И всё относительно. Кто хороший, кто плохой – не нам судить. История судит хороших и плохих. А истории дают вам факт, из которого ты сам свой опыт вытаскиваешь – вот в чём разница.
Итак, в 1744 г. в Европе начинает создаваться вектор, тенденция развития человечества очень странно: человечество лишают опыта. Вот прошлое живое, опыт передавался из уст в уста, через устное творчество (былины, героические истории); менестрели, барды, баяны, гусляры ходили и рассказывали истории о конкретном подвиге, конкретном факте, который передавался новому поколению как факт, как событие жи-во-е. Это превратилось в мёртвое знание, просто в информацию о неких исторических событиях, и всё.
Мы говорим: «Шкуро хороший или плохой? Сталин хороший или плохой? Этот солдат немецкий, который под Сталинградом погиб, хороший или плохой?» Извините меня, когда вы берёте конкретного человека и ныряете в его обстоятельства жизни, среды обитания –