– Что потом? – Хирург уже не смотрел на часы, ожидая конца с каким-то пугающим его самого интересом.
– Я его, конечно же, спрашивала насчёт поликлиники и нужных в моем случае врачей. И его спрашивала, и Верочку, пока виделась с ней. Язва увеличивалась, опухоль росла. Нужно было что-то делать. А он серьёзно так: «Ты разве не видишь, что доктор скоро вообще не понадобится? Всё идёт хорошо, мы справляемся».
«Доктор действительно скоро не понадобится», – подтвердил Платонов, едва не сказав это вслух.
– …Это как гипноз был, не поверите. Перевязку сделает, в магазин сходит, суп сварит, в аптеку сбегает. Окружил заботой, как колючей проволокой. Пока его дома нет – думаю, что надо бы к врачу. Как придёт из института – так всё мне по полочкам разложит, таблетку сунет, с Верой по телефону переговорит, и вроде и не надо никуда, всё под контролем. Правда, последнее время мне казалось, что он уже не с Верой, а с кем-то другим советуется… И вдруг на фоне опухоли вылезла гипертония, чёрт бы её побрал. Никогда раньше не замечала за собой повышенного давления, а пару месяцев назад получите и распишитесь. И тут чуть ли не через день, – сказала Лидия Григорьевна. – А последние два дня вообще не сбивалось. Сто шестьдесят, сто восемьдесят, пару раз за двести… Я попросила «Скорую». И Вадик тогда сказал мне…
Она замолчала, прикусив губу. В это мгновение Платонов вспомнил, что до сих пор не назначил ей трамадол, но выйти из палаты в поисках сестры и листа назначений означало прервать беседу и, возможно, так и не узнать, что же сказал Вадим и почему вообще эту женщину ожидает сначала калечащая операция, а спустя непродолжительное время – мучительная смерть. Сама Лидия Григорьевна, погруженная в воспоминания, о боли сейчас вообще не думала.
– «Я вызову „Скорую“, – сказал. – Мне не надо, чтобы ты сейчас умерла. Очень хочу посмотреть, чем всё это с тобой закончится…» Я сначала не поняла. А потом… Это же мои слова были. Он всё это время помнил наш с ним конфликт. И фразу ту мою – помнил.
– Но ведь он помирился с вами, когда ещё ничего не было известно о болезни, – возразил Платонов. – Значит, искренне тогда извинялся?
Лидия Григорьевна пожала плечами.
– Кто ж их разберёт, этих детей, – ответила она. – Не знаешь, когда обида выстрелит. Это я уже из личного школьного опыта говорю. Дети, что на выпускном про двойку в первом классе вспоминали, напившись до умопомрачения? Да полно таких. В туалете вольют в себя бутылку шампанского, а потом горшки с цветами в учительской швыряют. Я, уж поверьте, насмотрелась. Но Вадим, конечно, их всех превзошёл. «Давление снизят – и домой!» Командовал мной, как хотел. А мне уже всё равно стало после его слов. От криза умереть или от опухоли…
– Видимо, не всё равно, – Платонов сделал то, чего никогда не позволял себе в гнойной хирургии – сел на кровать рядом. У него после работы в госпитале сложилась масса