Но сегодня в гости должен был заглянуть странный босс, и если признаться, самому Иванову уже порядком надоело то его состояние, которое Хрисанф именовал любовной депрессией. Поэтому он решил вдохнуть жизнь в свою маленькую, как будто посеревшую от безделья, кухоньку. Открыл форточку, поменял маленькие занавески, помыл холодильник, почистил фартук (что над столешницей), постирал одинокий матерчатый фартук, осмотрел ножи. Арсен их практически никогда не точил. Даже охотничьи и из якутской стали, которые ему подарили отец и двоюродные братья. Он просто аккуратно и бережно с ними обращался, хотя в доме был и точильный камень и специальный брусок. Аэлита восхищалась тем, как он безнервозно резал мясо какого угодно сорта, и как это было потом вкусно, свежо и полезно. В отличие от Калиты, Кирсана и многих других соплеменников, ему не приходилось участвовать в охоте. Наверное, скорее всего, оттого что он родился и жил в городе (гараская братва – как его обзывал гребаный Хрисандель). В детстве и отрочестве нередко гостил у бабушки и дедушки в деревне, в улусе. И дед нормально ходил на уток весной, осенью, как обычно. Но этого внука не загорелся желанием приобщать. Может быть, потому что тогда в нём была какая-то ленивая нерасторопность и медлительность, вкупе с созерцательностью, и старик так понял, что аналогичные занятия не подходят вот таким пацанам. Зато на рыбалку ходили да: и зимой и летом. Арсен умел также хорошо чистить и готовить рыбу, как и вовсе на далёком севере. Дед был по маме и говаривал, что это у него какие-то тунгусские гены по отцовой дальней родне. И вообще, немногословность, небойкость, плотное телосложение, немного на солнце просвечивающие волосы, крупные зубы, красивые кисти (не совсем батрачьи), также просвечивающая на свету радужка – это всё дедушка считал не по их линии, и несколько даже подтрунивал, выделяя среди других внучат. Но мальчик не обижался. Ему нравилось дышать чистым воздухом и хоть не так резво, как другие ребята, бегать по местным окрестностям.
– Да похож ты на мамку, не заморачивайся.
– Лучше вот, чеснок. Ты умеешь его быстро и мелко порубить.
– Придётся научиться, когда столь долго жил в соответствующих странах.
Хрисанф и вправду с усердием, но моментально создаёт довольно симметрично рубленную горку.
– А сеньорита была в то время с тобой?
– Нет, с ней мы перешли на относительно оседлый образ жизни.
– Аа.
– Знаешь, чем ты похож на свою матушку?
Арс кидает в кипящий бульон овощи и мешает всё длинной деревянной лопаточкой.
– Чем же? (без энтузиазма).
– Своей красотой.
– Господи. Пфф. (без особой эмоции).
– Натурально, говорю тебе. Как гребаный эстет, ценитель, работник Далила катс, ну и вообще: как знаю тебя.
– У тебя, Птерыч, никакого понятия, значит.
– У твоего дедули никакого понятия. Такого языкастого я в жизни не видел.
– Точно, безпонятийный.
– Твой папка тоже ничего так. Артисты всё-таки, обучены и всё такое. Но я не по этой части. А мамка –