– Эти земли вовсе не дикие, госпожа. Во всяком случае, если их знать. Дики люди, и они превращают в дикие земли любой край, где обитают. Но я человек известный, и меня редко тревожат.
– Вы известны как зачинатель войн?
– Я известен как человек, с которым зачинателям войн лучше не встречаться.
– Вы играете словами.
– Нет, я человек, который любит мир и ищет мира.
– Мой муж был миролюбивым человеком.
– Был?
Донна открыла дверцу печки и подбросила поленьев. Некоторое время она смотрела на пламя, и Шэнноу не решался прервать молчание. Наконец она посмотрела на него:
– Моего мужа нет больше. Его убили.
– Разбойники?
– Нет, комитетчики. Они…
– Нет! – пронзительно крикнул Эрик, стоя в дверях спальни в белой холщовой ночной рубашке. – Неправда! Он жив! Он скоро вернется домой… Я знаю, он скоро вернется домой!
Донна Тейбард кинулась к сыну, прижала к груди его залитое слезами лицо. Потом увела в спальню, и Шэнноу остался один. Он медленно направился в ночной мрак. В небе не было видно звезд, но в разрыве туч плыла луна. Шэнноу почесал в затылке и почувствовал под пальцами пыль и песчинки. Он снял шерстяную рубашку, потом нижнюю и вымыл голову в бочке с чистой дождевой водой, ногтями соскребая грязь с кожи.
Донна вышла на крыльцо и постояла, наблюдая за ним. Его плечи казались непропорционально широкими из-за тонкой талии и узких бедер.
Она молча спустилась к ручью у подножья холма. Там она разделась, выкупалась в лунной дорожке, натирая кожу листьями лимонной мяты.
Когда она вернулась, Йон Шэнноу, надев пояс с пистолетами, спал в кресле. Она бесшумно прошла мимо него в спальню и заперла дверь. Когда ключ скрипнул в замке, Шэнноу открыл глаза и улыбнулся.
«Что завтра, Шэнноу?» – спросил он себя.
Как – что?
Иерусалим.
Шэнноу проснулся с зарей и сидел, вслушиваясь в звуки утра. Ему захотелось пить, и он прошел в комнату с насосом налить в кружку воды. За дверью висело овальное зеркало в рамке из золотистой сосны, и он остановился, разглядывая свое отражение. Глубоко посаженные синие глаза, треугольное лицо с квадратным подбородком. Как он и опасался, в его волосах проглядывала седина, хотя борода оставалась темной, если не считать серебряного пятна под нижней губой.
Он допил воду и вышел на крыльцо к своим сумкам. Отыскав бритву, он несколько минут натачивал ее на ремне, потом вернулся к зеркалу и сбрил бороду. Донна Тейбард застала его еще там и с легкой улыбкой наблюдала, как он пытается обкорнать длинные волосы.
– Идите на крыльцо, мистер Шэнноу и сядьте там. Сегодня я жду в гости друзей, и, по-моему, надо бы придать вам пристойный вид.
С помощью длинных ножниц и костяного гребня она умело справлялась со спутанной гривой, похваливая его за то, что в волосах у него не водятся вши.
– Я езжу быстро, так что им за мной не угнаться,