Я вернулся с чаем как раз тогда, когда на небо выплыла белая сырная луна. Она осветила несущийся за окном мир в причудливые белёсые цвета, странен и чужд был этот пейзаж. Трава словно поседела, а деревья становились выше под серебряными лучами. Гладь большой реки мерцала белыми блестящими барашками, которые резвились под сильным ветром.
Словно другая планета, полная жизни и, наверняка, непонятных существ. Таких незнакомых, но интересных.
От чая, согревая руки, шёл ласковый пар. Взор скользил по серебряной поверхности, холод начинал проникать под кожу и образовывать с телом уютный симбиоз. Ладонь снова привычно легла на цевьё автомата.
Глоток чая словно прибавил топлива для тела. Страшно захотелось выкурить сигаретку, но ночная привычка взяла своё, огонёк в темноте – словно то солнце, что внезапно исчезло с неба. Возможно, оно уже больше никогда не поднимется на востоке. Автомат снова перекочевал на бёдра.
Я всячески боролся с непреодолимым желанием взвести затвор. Я не хотел напугать ту девочку, которая так смешно посапывала за стенкой, шум пружины разбудил бы её, это не хорошо. Она итак боится меня, хоть и не показывает виду. Какая-то тварь из темноты сидит в вагоне и источает леденящий душу смрад смерти.
И самое смешное, что она права. Новый глоток чая успокоит меня? Как ни странно, да, полегчало. Крупный, жёсткий, он тяжело прошёл через горло и обварил язык. Даже зубы почувствовали, что этот самый глоток оказался почти роковым. Руки протянулись к стакану, но автомат остался на месте, мало ли что.
Чтобы расслабиться, я достал папиросу, немного повертел её пальцами и заложил между обветренных губ. Язык, хоть и обожжённый, сразу ощутил суховатую горечь смолистого табака. Слюна немного подмочила бумагу, но её можно держать во рту часами, поверьте.
Мы часто так делали. Один мой друг, снайпер, всегда держал сигарету в зубах. Какую-то вычурную, чёрную, с красной обводкой на гильзе. Говорил, что она притупляет нервозность и обостряет инстинкты, хотя, мне кажется, ему просто нравился её запах. Его так и отправили домой, в цинковом гробу и сигаретой в зубах. Многие хотели её выкурить, предлагали за неё чуть ли не душу, но…после, никто так и не решился.
Я держу сейчас свою дрянную папиросу и представляю себе его сигарету. Каждый из нас, кто остался в живых после той бойни, на которой он погиб, теперь вспоминал о нём всякий раз, когда прикуривал и вдыхал дым отечества. Где-то позади мозга обязательно проскальзывала эта мысль, и сладостная, и скорбная одновременно.
Сейчас…сейчас она была самая реальная из всего, что вокруг происходит, единственная крепкая вещь. Я всю жизнь опирался на мысли, и никогда не думал, что она останется у меня всего одна.
Только одна реальная.
Ветер нагоняет облака, мы как раз несёмся им навстречу. Чёрт, в темноте отвратительная видимость. На дороге нас может поджидать что угодно. Лунный