Царевич Овадия негромко хмыкнул.
– А разве селяне сами не смогут определить такое, без богослужителя?
– Так ведь покон же, древний обычай… – начала было княжна, но закусила губу, стараясь не засмеяться. А как увидела веселые искорки в глазах молодого хазарина, не удержалась, захохотала звонко, а за ней и Овадия, и даже выдержанный грек зашелся негромким мелким смехом. Только угрюмый Гуннар смолчал. Он вырос в смоленском краю и не понимал, как можно высмеивать старые обычаи.
Неподалеку от селения на ниве трудились поселяне. Княжна Светорада, заслонясь рукой от солнца, с удовольствием смотрела на них. Ей было любо видеть, как важно шествуют впряженные в ярмо волы, как отпадают от лемеха ломти рыхлой жирной земли. В полосу садятся грачи, тычутся носом и тут же взлетают, когда сеятели подходят ближе. Мужики в легких зипунах машут рукой из стороны в сторону, засевая полосу. Шаг, второй – и золотой дождь летит из горсти. Зерна падают в свежую землю, а сеятель бормочет про себя заклинание, положенное для благого произрастания семян.
– Ну что, едем? – спросил нетерпеливо Овадия, для которого не было ничего интересного в работе этих людей.
В селении шла своя жизнь. Мужики разогревали пахучую смолу, смолили рассохшиеся за долгую зиму лодки, плотничали, стучали молотками; старик, сидя на завалинке полуземлянки, плел веревку; в стороне молодая селянка проветривала одежду, достав ее из ларей и развешивая на припеке.
На грядках подле избенок бабы засевали огороды. Проследив за их движениями, Ипатий спросил:
– Отчего женщины на грядках все время плюются?
Девушка так и зашлась от смеха.
– Да не плюются они! Вот наберет хозяйка в рот заранее замоченных семян капусты или брюквы и фыркнет что есть силы. Семена ровно разлетаются по грядке.
– Откуда вы все это знаете, княжна? – удивился Ипатий. – Вы ведь в тереме выросли, в тепле да безмятежности. Откуда же эти познания в грязном деле смердов?
Глаза Светорады неожиданно стали серьезными.
– Это моя земля. Я все здесь люблю, все мне интересно.
– Но ведь вы однажды уедете? – пытливо спросил грек. – Удел дочерей улетать из родного крова, обживать новый дом.
И, словно облачко грусти легло на личико Светорады, она отвела рукой вьющуюся на ветру прядь волос.
– Это останется со мной навсегда. Как счастье, которое никогда не забудешь.
Но в следующий миг она уже опять улыбнулась:
– Поехали!
И – с места в галоп.