Такого вопроса Валерьян, похоже, совершенно не ожидал. На мгновение он смешался, потемнел лицом и, с трудом подбирая слова, ответил:
– Они… Видишь ли, родители у меня умерли.
– Как, оба сразу? – вырвалось у Марины.
– Да, в наше время такое не так часто бывает, чтобы два довольно-таки нестарых человека… Но… помнишь, в восемьдесят шестом году авария была на Чернобыльской АЭС?
Марина кивнула.
– Ну так вот их в числе прочих послали на ликвидацию последствий. И там толи сами они проявили неосторожность, то ли с ними не слишком осторожно обошлись, но только… – Валерьян помолчал. – В Москву-то они вернулись, а вот сюда уже нет. С полгода в больнице пролежали, а умерли, ну просто почти в один день, в течение одной недели. Отец на два дня только раньше. Они, знаешь, у меня очень любили друг друга, на порядок больше, чем меня, между прочим, хотя и нехорошо теперь так говорить. Ну ладно, я им, собственно, не в упрек, да и какие уж теперь могут быть упреки? Ну, в общем, мама без него все равно бы жить не смогла, так что это, наверное, правильно, что и она тоже… – Валерьян замолчал, достал из кармана сигареты и закурил.
"Они жили счастливо и умерли в один день", – пронеслась в голове у Марины идиотская мысль. Вот ведь некстати! Губы у нее подрагивали, как всегда в такие моменты, норовя сложиться в мерзкую, до неприличия похожую на улыбку, гримасу. Верхнюю губу Марина почти до крови закусила, а нижнюю натянула на зубы. То-то, верно, рожа получилась! Но все ведь лучше, чем этот вечно преследующий ее в тяжелые моменты истерический смех. Как прикажете объяснять, если тебе рассказывают про какое-нибудь несчастье, а ты в ответ вдруг смеешься? Но что он там такое сказал? Правильно? Как это может быть правильной чья-то смерть?!
– Слушай, ты прости меня, пожалуйста, – тихо заговорила Марина, справившись, наконец, с собой, и на этот раз "ты" получилось у нее совершенно естественно. – Я не думала… Я ведь не знала!
– Ну конечно, откуда тебе было знать? Да, в конце концов, это ж все так давно было! Черт его знает, что это со мной сегодня, нервы стали совершенно никуда. Ты, пожалуйста, бери конфеты, они хорошие, это мне на вечере подарили, пришлось, правда, там же открыть, угостить ребят, но ведь тут все равно еще много осталось.
– Спасибо, – сказала Марина голосом благовоспитанной барышни, и чинно, двумя пальчиками, достала из пластмассовой лунки конфету. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Чувство неловкости, возникшее было между ними, совсем исчезло.
– Как ты славно смеешься! – сказал Валерьян. – У тебя от смеха на щеках такие ямочки появляются.
– Да уж, единственная моя красота! – Марина кокетливо передернула плечом. – С пяти лет только и слышу про эти ямочки.
– Ну что ты говоришь! – возмутился Валерьян. – Как это единственная? У тебя… – Он на минуту задумался. – У тебя глаза совершенно потрясающие. Я, если хочешь знать, вообще еще никогда таких глаз не видел! Какого хоть они у тебя цвета?
– По-моему, голубые.
– Нет-нет,