– Ну… Конечно, есть, – ответила Марина, испытывая нечто вроде смутного стыда по этому поводу.
– Вот то-то ты и не знаешь что это такое. Ты ее береги, – серьезно сказала Женя. – Прописка, знаешь, это такое дело… С пропиской-то ты человек, а без прописки ты как собака без привязи, любой, кто хочет, изловит и отправит на живодерню.
Женька опять было замолчала, однако справилась с собой, сглотнула и продолжила свой рассказ.
– Да, так вот, значит, и ходили мы с Димычем, ходили, и везде говорят: сдавай-ка ты его, милая, в детдом, а мы тебе так и быть подыщем работенку какую-нибудь сама с общежитием. Ха! Как же, разбежалась! Умные какие нашлись! Своих пускай сдают. Я так там тетке одной и сказала, ух, она разоралась: "Да я тебе! Да я сейчас! Да я милицию позову!" Подумаешь, напугала! – Женькины кулаки рефлекторно сжались, и Марина невольно отодвинулась. Однако слишком многое в этой истории оставалось еще для нее неясным.
– А где же ты жила все это время? Пока всюду ходила
– Ну, где жила? Да по-разному. В основном, у девчонки одной жила, которая техникум наш на год раньше закончила, распределение получила и дали ей от ее совхоза барак. Хибара, скажу тебе, страшная, холодина – почти как на улице. Ну, значит, Димыч у меня и заболел, от холода этого верно. Тогда его в больницу детскую взяли, ну, а пока он в больнице, и я там при нем вертелась, значит. До весны кое-как дотянули, а там… Есть-то чего-то надо? Вот я, значит, и пошла на вокзал.
– На вокзал? Это зачем же на вокзал?
Женя искоса взглянула на Марину и вдруг залилась краской.
– Работать, – процедила она сквозь зубы, взяла в руки очередную тарелку, и, споласкивая ее, затянула нарочито веселый мотив.
До Марины по-прежнему не доходило.
– И что же ты там делала?
– Известно, что, мужиков снимала! А что мне там еще-то было больше делать?! На Юга, что ли, оттудова уезжать?! Где пальмы и кипарисы?! – Женя почти что кричала. – Без прописки тебя ведь и в уборщицы никуда не возьмут! Потом ребенок же! – Женя судорожно вздохнула, поставила с размаху на стол стакан и рассказывала дальше уже почти что спокойно. – А на вокзале есть комната матери и ребенка. Вот я, значит, Димку туда заброшу, и иду сама в зал ожидания. Потом, правда, половина денег все на ту же комнату уходила. Все-таки они ведь тоже рискуют. Им же ведь только от пассажиров детей положено принимать, с предъявлением паспорта и билета. – Выдержав паузу, но, похоже, собираясь снова заговорить, Женя сначала выключила ставшую ненужной воду – посуду они как-то незаметно всю уже поперемыли, – извлекла из-под длинного стола табуретку и, усаживаясь на нее поудобнее, спросила:
– Ничего, я закурю? Ты как?
– Кури, пожалуйста. – К возможности оказаться в роли пассивного курильщика Марина относилась равнодушно.
– Сама-то не куришь? – поинтересовалась