действительно отличился при Нови, за что и получил от своего строгого батюшки орден Св. Иоанна Иерусалимского и 50 тыс. рублей – деньги по тем временам огромные. Наравне со всеми Константин Павлович преодолевал все тяготы Швейцарского похода, когда при переходе через Альпы одна треть (правда, не все согласны с такой цифрой) русских солдат погибла от голода, холода, сорвавшись в пропасти или в жестоких штыковых атаках на горных перевалах. Все это время Великий Князь шел пешком в авангарде Багратиона, правда, за ним – царским сыном – хорошенько приглядывали и адъютанты, и дюжие казаки. Как-никак это была не гатчинская потеха, а война по-суворовски: стремительно и решительно – бескомпромиссно! В Муттенской долине Константин на свои деньги (за 40 червонцев) купил для солдат две грядки картошки – хоть как-то скрасившие их полуголодный быт. После необыкновенно пронзительно-патриотической речи Суворова поредевшие русские войска собрались с последними силами и вырвались из французского полуокружения. Русский Марс получил от благодарного Павла I генералиссимуса, а Константин Павлович – титул цесаревича (20.10.1799), который присваивался только и исключительно наследнику престола. Не исключено, что этим придворным «маневром» отец-император мог намекать – кого он на самом деле видел своим наследником!? Недаром же, он лично написал сыну: «Герой, приезжай назад…» По возвращении он приветливо трепал сына по щеке
(что было признаком его особого расположения!), обнимал, публично звал героем и даже советовался с ним по вопросам удобства военного обмундирования, на что тот правдиво отвечал: прусская форма для ведения войны по-суворовски, т.е. мобильно – не подходит никак. Отец разозлился, впал в амбиции и лишил новоиспеченного цесаревича своего царского благоволения, отправив его с глаз долой – муштровать разболтавшихся кавалергардов (или все же, лейб-гвардии Конный полк?) – «белую кость» царской гвардии. Так бывает: от любви до ненависти – один шаг, и с императорами, в том числе. Как результат, в Константине Павловиче, преодолевшем все тягости и ужасы Итальянского и особенно Швейцарского походов без всякого послабления, вновь проснулся животный страх перед непредсказуемым отцом. И он сам принялся лютовать среди кавалергардов, правда, с оглядкой: в ту пору на военном суде любой корнет мог легко засудить гвардейского полковника, но все же, не цесаревича.
Спустя год императора Павла не стало. Если Александр Павлович был посвящен в заговор и во многом с его молчаливого согласия он состоялся, то подобная причастность Константина остается под вопросом. Император Павел был непредсказуем, но и его средний сын то же не отличался логичностью решений. Не исключено, что знай он о заговоре против отца, которого он жутко боялся, то мог и попытаться отговорить старшего брата от подобной авантюры. А это никак не входило в замыслы главы заговорщиков петербуржского генерал-губернатора, графа
