Совсем другое дело было в солнечном и благодатном Ташкенте, куда братья Григорян направились сразу после кражи. В столице Узбекистана они провели три незабываемых месяца перед тем, как уехать в Москву.
Роберт вспоминал об этом времени с теплотой и удовольствием, хотя умотать из Ташкента им пришлось спешно и не без риска.
В этом жарком, южном городе, Роберт с Артуром почувствовали себя настоящими местными баями, богатыми и уважаемыми. Деньги тратили не скупясь. Жили на широкую ногу. Ходили в лучшие рестораны.
Меняли сотенные банкноты сначала в сберкассах. А потом, поосторожничав, начали обменивать их у улыбчивых узбекских цеховиков под бешеный процент.
Братья познакомились с ними на центральном Ташкентском рынке, куда отправились прибарахлиться.
Отсюда, от этого приветливого средне-азиатского города, до столицы большой советской страны было очень далеко. Бдительные глаза центральных надзирающих органов явно не могли рассмотреть все, что делалось тут. А может они, органы эти, и понимали, но упорно делали вид, что не замечают пережитков времен басмачества.
«Восток – дело тонкое!» – говорил товарищ Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни». Прав он был и по отношению к этому времени, хотя фраза относилась к временам пятидесятилетней давности.
На Ташкентском рынке царили свободные товарно-денежные отношения, которых не могло быть в других городах Советского союза.
Здесь никто не прятал с прилавков импортных, контрабандных товаров, неведомо как попадающих из Афганистана. По-видимому, сложный горный рельеф 137-ми километровой границы этой страны с Узбекской ССР не позволял полностью контролировать ее доблестными советскими пограничниками.
Тут было все, что могла пожелать себе не особо привередливая душа советского жителя. От импортного мыла до двухкассетного магнитофона Шарп, японского производства. Цены, правда, очень кусались.
Скучающие, привыкшие к жаркому солнцу, рыночные торговцы в тюбетейках не прятали свой товар под прилавок, когда мимо проходили милицейские патрули. Напротив, они по-дружески раскланивались с милиционерами. Расспрашивали друг друга о здоровье общих родственников. Иногда вместе пили чай из широких пиал.
Каждый восточный базар имеет свой собственный колорит. Стоило подойти к любому из ташкентских торговцев, ленивому на вид и, казалось бы, вовсе не заинтересованному в покупателях, как он сразу менялся: расплывался в широкой улыбке, предлагал чаю, заводил длинную, дружескую беседу. Откуда-то подбегали его многочисленные помощники и выкладывали на прилавок все новые и новые товары.
А потом, после долгих примерок и восхвалений, начиналось финальное действие спектакля, именуемое восточной базарной торговлей. Цена, задранная в несколько раз, начинала понемногу опускаться. Затем еще и еще, до какой-то