– Что случилось то? – дернула я Соньку за рукав.
Сонька обрадовалась новому лицу, видно так не терпелось ей поделиться новостями
– Ну где ты ходишь? – жадно зашептала она, хватая меня за руку. – ты что, не знаешь! Таиска – то помирает.
– Как!?
– Да так! Как все, так и она! Да только она же колдунья, вот и мучается третий день. Душа, говорят, отлететь не может.
– Да ну. Бред! Не верю я в эти россказни. Просто человек жив еще, может просто болеет и ее лечить надо.
– Ну ты дура! – от возмущения Сонька аж поперхнулась. – Ее родне доктор еще месяц назад сказал, готовьтесь, больше 1—2 дней ей не протянуть, сердце останавливается. А она вон сколько уже, да и теперь и сама измучилась и родственников до белого каления довела. Вроде уж и дышать перестала и сердце не бьется и пульса нет. Они в слезы, гроб волокут. А она через полчаса глазки открывает и как ни в чем не бывало, каши с молоком просит.
– И что теперь?
– Говорят, попа из города пригласили, чтобы он уж исповедал ее, да и отпел, коли умрет, заодно.
– А народ чего толпится? Любопытство одолело, что ли.
– Так ведь ждут с минуты на минуту, как помрет так сразу и хоронить будут. Мужики на халявную выпивку надеются, гроб нести или там могилу копать. А бабам поминки готовить, кисель варить.
В этот момент у калитки остановились белые жигули. Из них с трудом выбрался упитанный поп, подобрал рясу, чтобы ненароком не макнуть в деревенскую грязь и важно прошествовал в дом. Толпа почтительно расступилась, пропуская, а затем снова загудела, зашепталась.
Что происходит в доме мы не видели, только через какое-то время поп вышел сияя как начищенный пятак, видно родственники бабки были щедры, уселся в жигули и разбрызгивая грязь укатил в сторону