– Плащ какой-нибудь раздобудь. Быстро. Гонца в городскую стражу. Сообщить, что нашли. У входа караул.
– Есть, господин, – дружинник коротко кивнул и исчез.
Огерд принялся медленно обходить зал, внимательно присматриваясь ко всему, что в нем находилось. Потрогал подсвечники, принюхался к нагару, оставшемуся от порошка, который жег в плошке старец. Брезгливо сморщился и отошел. По очереди подошел к каждому телу, присмотрелся к ранам.
Послышались торопливые шаги, и в зал вошел дружинник с плащом.
Огерд укутывал тело Илги и старался унять противную дрожь. Сначала задрожали руки, потом мелко затряслась нижняя губа. Пришлось остановиться и несколько раз глубоко вздохнуть. Успокоившись, он бережно поднял свою страшную ношу и понес к выходу.
Одна из свечей, догоравшая возле алтаря, затрещала и погасла.
___________________***____________________________________
Огерд никому не позволил дотронуться до тела девушки. Не дал уложить в повозку, дорогу нес сам, окруженный кольцом дружинников, внимательно наблюдавших за малейшим движением.
На пороге дома их ждал Фродд. Увидев завернутое в плащ тело дочери на мгновение дрогнул лицом, пошатнулся, но устоял. Принял жуткую ношу из рук Огерда и скрылся в доме. Вскоре из глубины белого особняка раздался полный нечеловеческой тоски вой. Кричала Маима.
Медленно спустившись по ступеням мраморной лестницы, Огерд посмотрел на дружинников. Смущенные лица, глаза поднять бояться, каждый чувствует вину за смерть молодой госпожи.
– Свободны. Языками не трепать.
Командовавший поисковым отрядом сержант увел своих людей в казарму. Двор опустел, затих. Лишь из дома доносились приглушенные, и потому еще более страшные, крики Маимы. И стрекотали, оглушающе стрекотали, цикады.
Огерд присел на прохладные мраморные ступени, обхватил руками колени. Коротко, сквозь зубы застонал, и уронил голову на сцепленные руки. Таким командира дружины не видел никто и никогда.
Редко кто звал Огерда по имени. Командир, господин, или по прозвищу – Северянин. Всегда невозмутимый, всегда отстраненный, холодный, словно северное утро.
Лишь его дружинники знали, что он умеет испытывать хоть какие-то чувства, кроме преданности Фродду, да и они убеждались в этом не сразу, а убедившись языками не трепали. В его же преданности купцу не сомневался никто. Для Огерда Фродд был не только господином. Если бы Фродд приказал ему упасть на меч, Огерд лишь посмотрел бы, не запачкает ли своей кровью любимый ковер купца.
Настоящих своих родителей Северянин не знал. Первые воспоминания были связаны со страшными людьми в черной одежде, которые показывали ему, четырехлетнему, как правильно убить большую добрую дворнягу, которая жила во дворе монастыря. Пятнадцать лет светловолосого худенького мальчишку учили выслеживать, наблюдать, анализировать. И убивать. Затем воспитатели из ордена