– Уведите их и включите в списки, мистер Херст, – сказал Буш, вновь потирая руки. – А теперь, сэр, может, глянем на этого треклятого изменника?
Кларк лежал на главной палубе, куда его талями подняли со шлюпки. Над ним склонился врач. Выстрел, которым Кларк хотел себя убить, всего лишь разнес ему челюсть. Кровь была на синем сюртуке и на белых штанах, голову скрывали бинты, раненый корчился на куске парусины, на котором его подняли на корабль. Хорнблауэр глядел на него сверху вниз. Лицо Кларка было так бело, что загар казался пленкой грязи. Черты – правильные, изящные, безвольные: тонкий нос, впалые щеки, карие женственные глаза, опушенные редкими рыжеватыми ресницами. Волосы, там, где они проглядывали между бинтами, тоже были редкими и рыжеватыми. Что заставило этого человека изменить родине и пойти на службу к Бонапарту? Отвращение к плену? Хорнблауэр знал, что это такое, – он сам был узником в Ферроле и в Росасе. Однако тонкое, чересчур правильное лицо вроде бы не говорило о сильной натуре, которую заточение доводит до умопомешательства. Может быть, тут замешана женщина, или он дезертировал с флота, чтобы избежать наказания; интересно, нет ли у него на спине шрамов от девятихвостой кошки? А может, он ирландец, из тех фанатиков, кто в своей ненависти к Англии не видит, что Бонапарт, случись ему захватить Ирландию, станет притеснителем куда хуже англичан.
Так или иначе, в сообразительности ему не откажешь. Как только Кларк увидел, что путь к бегству отрезан, он предпринял единственно возможный шаг: двинулся к «Несравненной», как ни в чем не бывало, и очень ловко соврал про оспу.
– Он выживет? – спросил Буш врача.
– Нет, сэр. У него множественные оскольчатые переломы мандибулы – я хочу сказать, челюсть вдребезги, сэр. Максилла местами тоже раздроблена, а язык – и вообще вся глоссофарингеальная область – в клочьях. Кровотечение может оказаться фатальным, хотя я этого не жду. Однако гангрена в этой части организма немедленно дает летальный исход. В любом случае он умрет от истощения – в смысле от голода и жажды, даже если некоторое время мы сможем поддерживать его ректальными впрыскиваниями.
Гадко, но необходимо было улыбнуться напыщенности врача и ответить беспечно:
– Коли так, сдается, ничто его не спасет.
А ведь они обсуждают человеческую жизнь!
– Надо повесить его, сэр, пока жив, – сказал Буш, поворачиваясь к Хорнблауэру. – Мы можем собрать трибунал…
– Он не сможет защищаться, – возразил Хорнблауэр.
Буш развел руками в жесте, который для него был более чем красноречив.
– Что он сумел бы сказать в свою защиту? Все необходимые свидетельства у нас есть. Факты налицо, остальное сообщили пленные.
– Возможно, он опроверг бы свидетельства, если бы мог говорить. – Хорнблауэр сам понимал нелепость своих доводов. Вина Кларка не оставляла сомнений – и попытка