– Значит, дар есть, – сказала она.
– Возможно, – согласился Ярослав, целуя старуху в ответ.
– Я буду молиться об этом.
– Не стоит. Франциске это не принесло счастья.
– А я все равно помолюсь. И тогда она вернется. – Старуха отпустила его руки.
Священник взял женщину за плечи.
– Верушка-Мария, что же вы стоите на таком морозе? Поберегли бы здоровье. – Он повел ее прочь, и свежевыпавший снег захрустел у нее под ногами.
К тому времени, когда траурная очередь почти рассосалась, снег уже валил с неба хлопьями размером с бутоны роз.
– Пойдемте в церковь, – сказал священник. – Нам всем нужно согреться.
– Неправильно ее так хоронить, – проворчал фермер из Старого Смоковца. Под пальто он был одет в синюю спецовку, в которой доил коров в колхозе. – Вся эта… – он досадливо взмахнул рукой, – вся эта религия. Эти песнопения. Это антикоммунистично.
– Ее семья была с запада. Она бы сама этого хотела, – ответил ему Ярослав, хмуря нависшие над глазами брови.
– Ну, у нее уж теперь не спросишь.
Мужчина без шапки, с лиловеющими на морозе кончиками ушей, прошептал что-то Ярославу на ухо, так тихо, что тому пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать.
– Правда, что она была в Лидице [2]? – спросил мужчина.
Он кивнул, чуть склонив голову.
– Была. – Ответ тоже прозвучал шепотом.
– Как она выжила?
– Божьей милостью, – сказал Ярослав. – Божьей милостью и несгибаемой волей.
ГАЗ-М20, русский автомобиль, напоминавший тучного таракана, был припаркован в самом начале улицы, но ближе не подъезжал из-за риска увязнуть в сугробах. За рулем сидел толстомордый мужчина в шапке-буденовке и с каменным лицом наблюдал за похоронами, не выходя из машины и не выключая двигатель.
– Погляди, – Кристоф кивнул на мужчину в «газели», обращаясь к священнику. – НКВД, – процедил он и сплюнул в снег. – Русская тайная полиция. Боятся, что Франциска могла быть шпионкой. Кто-то им про нее рассказал. Только чего они теперь-то ждут, от покойницы?
Из колхоза приехал трактор, чтобы расчистить снег, но его колеса оставили за собой рыхлое серое месиво, и траурная процессия осторожно пробиралась через грязный снег и слякоть, поднимаясь к церкви по скользкому склону холма. Сестра Ярослава Марта шла в неудобных туфлях на высоком каблуке, с Катей на руках, укутанной в кипу одеял, из-под которых выглядывали только глаза девочки. В тепле костела всем сразу захотелось посмотреть на малютку, но Марта была неумолима.
– Она спит, – отказывала Марта едва ли не каждому, кто наклонялся слишком близко, пытаясь ее разглядеть.
Прошло около часа, когда девочка наконец открыла глаза и заплакала. Крик новорожденной крохи, похожий на вопль дикой птицы, разнесся по церкви, и все разговоры стихли.
– Это Франциска, – объявила Верушка-Мария тяжким от старости голосом, и многие головы повернулись