– Нет! – резко ответила я. – Нет. Я еще не готова!
– Как скажешь, – спокойно отозвался он, откидываясь на стену. И замолчал.
Так мы и молчали много долгих секунд. Он – спокойно, я – комкая в руках кухонное полотенце и все больше напрягаясь.
– Ты все еще хочешь мой биф-бургиньон? – спросила я донельзя фальшивым голосом.
– Ты так это сказала, что я даже возбудился, – понизив голос, сообщил мне Кирилл. – Твой биф-бургиньон, ммм… Шучу! – поднял он ладони вверх, увидев испуг на моем лице. – Конечно хочу. Но, наверное, не сейчас, Варвара. Мне кажется, неподходящее время для посиделок со вкусной едой.
– Жаль… – сказала я искренне.
Правда было жаль.
С ним мне было весело и легко – и забывалось даже, что я какая-то неправильная. Брошенная невеста. Никому не нужная.
– Все будет хорошо, Варвара, – сказал Кирилл, поднимаясь. – Я тебе обещаю.
Даже и не спросишь, кто он такой, чтобы обещать.
– О, пирожные! Можно я… – Кирилл открыл коробку и достал оттуда маленький эклер. – …уже утащил?
– Да, да, конечно! – вежливо улыбнулась я.
Он быстро натянул кроссовки, перевел мне деньги за радиолу, подхватил ее и ушел.
На этот раз, видимо, навсегда.
Только его голос остался – в хриплом динамике маленького телевизора. И тень на экране, потерявшая синий и желтый цвета, но все еще бодро машущая руками перед зрителями в студии.
А вот эклера больше не было!
Тайные сокровища
Горы барахла в квартире медленно, но неумолимо таяли. Вечерами раздавались звонки: забирали и детские энциклопедии, которые я читала еще дошкольницей, дорисовывая на каждой картинке солнышки и котиков.
Забирали суровые простыни, на которых я бы не рискнула сейчас спать: кажется, о них можно стесать кожу, как наждаком, – но в приютах для животных пригодятся и такие. Забирали стеклянные банки, отрезы ткани, собрания сочинений забытых советских писателей, детские санки… даже ржавый топор – и тот кому-то понадобился!
На обнажившемся дне этой сокровищницы нашлись настоящие драгоценности.
Например, резиновый жираф, которому было столько же лет, сколько мне. Левое ухо его было безжалостно погрызено: мама говорила, что никакие другие прорезыватели зубов я не признавала.
Или замусоленные игральные карты – колода была неполной, но я придумывала свои собственные правила, чтобы обойтись без дамы пик и валета червей.
Фотоальбомы с черно-белыми снимками незнакомых мне людей. На обороте были подписи: «Коктебель, 1978», «Новороссийск, лето-80», «Валерия Павловна с внучкой». Страницы семейной истории, о которой я уже никогда не узнаю. Фото молодого дедушки – ух, красавец он был! Я бы запала мгновенно!
– Мам! Тебе фотки бабушкины нужны? Если нет, то куда их девать? – позвонила я как-то вечером маме.
– Нужны! А там прадедушкины медали не находились?
– Эммм… – Я обвела взглядом разгром. – А где они должны быть?
– Где-то