«Не сообщив в школу и не сдавая выпускных экзаменов, я тут же подал заявление в армию и поступил на военную службу. Если говорить о причине, побудившей меня решиться на такое бегство, то это горячее стремление приобрести новый опыт и освободиться от школьных занятий, желание освободиться от бездумной и совершенно бессмысленной жизни 18-летнего юноши, а также всеобщий ажиотаж, порожденный войной. Я не советовался ни со старшими, ни с матерью, ни с другими родственниками (отец умер в 1911 году[21]). Сразу же после начала войны я прошел неполную шестинедельную подготовку на учебном плацу под Берлином, и тут же был отправлен в Бельгию, и принял участие в сражении на реке Изер. Можно сказать, что это был период перехода “из школьной аудитории на поле сражений”, “со школьной скамьи на бойню”».
Принятую в кайзеровской армии «неполную подготовку» Рихард прошел в запасном батальоне 91-го пехотного полка. Помимо упражнений на плацу, остальное обучение тоже было несложным: «Пулю в лоб французу, штык – Ивану в пузо!» Вкупе с непритязательной, а оттого извечно верной идеологической парадигмой «Сила дает право» и слоганом, еще не ставшим строкой гимна «Германия превыше всего», этого должно было хватить новобранцам на первое время боев. Медлить было нельзя: война быстро становилась позиционной, невыгодной Германии, зажатой фронтами с востока и запада. Поэтому, получив азы примитивной «науки побеждать», добровольцы прямиком отправились собственно «на бойню». В составе специального студенческого батальона (!) 3-го полка полевой артиллерии одного из резервных корпусов 4-й армии Зорге оказался в Бельгии, где 16 октября началась битва при Изере, закончившаяся две недели спустя затоплением приморской части этой страны и стоившая сторонам потерями более 100 тысяч человеческих жизней.
Воспоминания об увиденном и пережитом уже никогда не могли стереться из памяти выживших там. Так формировалось настоящее фронтовое братство людей, навсегда запомнивших номера своих подразделений и частей, лица и клички командиров, особенности театров военных действий. Эта память и это братство еще должны были сослужить Зорге особую службу два десятилетия спустя, когда он будет общаться в Токио с такими же, как он, ветеранами Первой мировой, хотя и не бывшими, как он, солдатами и фельдфебелями, а офицерами и генералами, но все же фронтовиками. Всех их будет роднить память об ужасах войны, о собственной беспомощности перед лицом смерти, о подвигах одних и трусости других. Тогда среди них еще не было критического разделения по политическим убеждениям, и солдаты высказывали свои взгляды на справедливость