Кузина смеялась, а мама долго не сводила с нее глаз: – Вы мне кого-то напоминаете, боже, кого вы мне напоминаете…
– Но после войны ты уже не ходила в школу, – заметил Карел.
– Мне лучше знать, когда я ходила в школу, – сказала мама.
– Ты получила аттестат зрелости в последний год войны. Мы тогда были еще в составе Австро-Венгрии.
– Я прекрасно знаю, когда я получила аттестат, – рассердилась мама. Но уже в ту минуту она поняла, что Карел не ошибается. В самом деле, она кончила школу во время войны. Так откуда же возникло это воспоминание о торжественном вечере после войны? Мама вдруг почувствовала себя неуверенно и замолчала.
И в этой короткой тишине раздался голос Маркеты. Она обратилась к Еве, и ее слова не имели никакого отношения ни к маминой декламации, ни к 1918 году.
Мама, преданная неожиданным равнодушием и провалом собственной памяти, чувствует себя одинокой в своих воспоминаниях.
– Развлекайтесь, дети, вы молоды, у вас есть о чем потолковать, – говорит она и, переполненная внезапным неудовольствием, удаляется в комнату внука.
5
С растроганной симпатией смотрел Карел на Еву, задававшую маме вопрос за вопросом. Он знает ее уже десять лет, и она всегда была такой. Непосредственной и смелой. Он познакомился с ней (тогда он жил с Маркетой еще у своих родителей) почти так же быстро, как несколькими годами позже познакомилась с ней его жена. Однажды в своей конторе он получил письмо от незнакомой девушки. Она писала, что знает его только по внешнему виду, но решила написать ему, поскольку никакие условности для нее ровным счетом ничего не значат, ежели мужчина ей нравится. В данном случае ей нравится Карел, а она женщина-охотник. Охотник за незабываемыми ощущениями. И признает она не любовь, а лишь дружбу и чувственность. В конверт была вложена