– Как это вообще переход в вампиризм в температурном плане? Вот брякнула…
– Ничего, я понял, – улыбнулся Олеф. Потом задумался, вспоминая. – Все начинает казаться теплым. Даже холодные предметы. Но вместе с тем, внутри постоянно мерзнешь, не можешь согреться, и это не проходит… Через некоторое время просто привыкаешь.
– А что с солнцем? Ты в передаче говорил, что – ничего такого, но окон-то в зале нет.
– Да просто витамин Д не усваивается, и обгораем легко. Кстати, окон только здесь нет, в остальных комнатах с этим все в порядке. А в спальне, – добавил он как бы между прочим, – окно с прекрасным видом на море.
– Отлично, бледнолицый. С этим разобрались. Так о чем хочешь поговорить помимо себя?
– Да о чем угодно, – хозяин замка повел рукой в пространстве, как бы предоставляя гостье выбор темы. – Что, в целом, в мире происходит?
– Второе пришествие плоскоземельщиков.
– Ох, это каждый раз непросто пережить, – понимающе закивал он.
– Ничего, справляемся, – усмехнулась она. – Каждый раз.
Вошел Рустаф, поставил перед Никодимой блюдо с закусками.
– Благодарю, – кивнула гостья.
– Вот что мне особо интересно, – сказал Олеф. – Большинство людей испытывают при виде вампира либо заинтересованность, любопытство, либо страх. Но в тебе не было ни того ни другого, когда мы… столкнулись.
– О, извини. Не помогаю самоутвердиться? Эх, да что ж я за дрянь… Ну, сорри.
На Олефа этот эмоциональный выпад не произвел впечатления.
– Так этому есть объяснение?
– Наверняка и не одно! – заверила она.
– Ты уже встречалась с вампирами?
– Просто мне не любопытно и не страшно. Вот Клим Саныч говорит, что страх к вампирам исходит из страха среднего класса перед высшей знатью. В свою очередь, страх высшей знати перед пролетариатом – истории о зомби.
– Умный человек, – сказал хозяин, и задумчиво добавил, – вкусный, наверное…
– Далеко живет, – на всякий случай сообщила Никодима.
– Да? Ну, тогда и ладно.
– Я вообще не всегда любопытная. Любопытство – энергозатратно, а это не в моих интересах. В моей жизни в плане знакомых и так довольно густо, на новых распаляться некогда. И вот о чем теперь я хочу спросить: ну, ведь долго живешь?! Как так, что и поговорить не с кем? И почему не женат? Уж за столько-то лет можно было найти достойную барышню!
Олеф посмотрел на бокал. Сделал еще глоток.
– Всегда все идет одинаково, – задумчиво произнес он. – Влюбленность в юное искреннее создание. Завоевание, и она поддается. Трудно устоять, – он посмотрел с иронией и грустно усмехнулся. – И некоторое время ты наслаждаешься этой юностью… непорочностью. Взаимным притяжением. Преодолеваешь соблазны.
Он посмотрел в сторону, вспоминая. Его лицо сохраняло почти мечтательное выражение.
– Потом – поддаешься соблазнам. И еще какое-то время живешь в настоящем экстазе! А потом… Как грим смывается и непорочность, и юность. И милость.