Не подумайте, что я совсем уж такой безалаберный, ни в коем разе. Это так, нечаянно вырвалось, это не я, это скука надо мной издевается, вот и наплёл на себя напраслину.
Слышу, вроде как дверь скрипнула. Половинка, что ли, раньше пришла, вот ведь не вовремя, и чего пришла, должна же вечером. Состроил морду лица соответствующую невыносимой усталости, показать ей, какой я измождённый после ночной смены приехал.
Выглянул – и глазам своим не поверил. Борисыч в коридоре нарисовался. Самый настоящий Борисыч, даже и не половинка совсем, не похож он на неё.
«Невыносимость» с лица согнал, быстренько стёр.
Ни к чему перед Борисычем немощь свою показывать, не поверит он в неё, враз раскусит, потому как знает меня как облупленного.
– Борисыч, ты! Друг ты мой разлюбезный, как же я рад тебя видеть! Ты даже не представляешь, как рад, спаситель ты мой.
От избытка нахлынувших чувств в голосе у меня запершило, с дрожью запершило. В глазах слезливость образоваться хотела, но не образовалась, постеснялась.
Повис на нём, обнимаю, крепко тискаю от души. Ещё бы, столько терпел в одиночестве, а тут такая радость.
Он тоже меня по плечику похлопал, но не сильно, не как я, а вежливо, с достоинством. Сразу видно, интеллигентный человек, серьёзный до невозможности.
Лень, что во мне затаилась, враз улетучилась, и скука за ней поспешила, и пинка вслед поддать не пришлось, не успел, как они упорхнули. Ловкие, заразы.
– Да я с утра здесь, отгул взял. Вот зашёл, думал, может, жена твоя дома, хотел узнать, когда ты с работы приедешь.
– Какая работа! Плюнь на неё, половинки моей дома нету, я тоже утром приехал, так что совершенно свободен, нам никто мешать не будет. Сейчас за стол сядем, разговоры разговаривать будем. У меня к ним найдётся кое-что, для связки слов. Давай проходи, что ты как неродной в дверях застыл, сейчас всё будет как положено.
– Нет, садиться не буду, дело у меня неотложное, помощник нужен.
– Борисыч, дорогой, да без вопросов, сейчас обуюсь и вперёд. А что за дело-то, может, инструмент какой захватить или ещё что?
– Нет, инструмент не нужен, ты нужен.
Я призадумался, темнит что-то Борисыч, недоговаривает, странно. И стоит как-то не так, переминается с ноги на ногу, вроде как не терпится ему. Уж кто-кто, а Борисыч всегда среди нас самый терпеливый.
Я, конечно, тоже могу иногда таким быть, но, по сравнению с Борисычем, не тот у меня терпёж, совсем не тот.
– Да говори, не тяни, ремонт затеял, переставить что-нибудь надо? Так это раз плюнуть, конечно, помогу, в момент сдвинем.
– Да нет же, переставлять ничего не надо, пойдём, сам увидишь.
– Борисыч, ну чего ты тянешь кота за хвост, говори, зачем я тебе понадобился, заинтриговал, ей-богу, что за тайна такая Мадридского двора?
Борисыч сделал паузу, многозначительную паузу, и ножками сучить перестал. Лицо тоже сделал многозначительное, серьёзность на нём образовалась. Даже осанка его изменилась, важная