– Выбирать будем или нам его сверху спустют? – поинтересовался Пантелей Прокофьевич.
– Там как придется…
На собрание пошли Григорий и Петро. Молодые казаки собрались все. Стариков не было. Один только Авдеич Брех, собрав курагот зубоскалов, тачал о том, как стоял у него на квартире красный комиссар и как приглашал он его, Авдеича, занять командную должность.
– «Я, говорит, не знал, что вы – вахмистр старой службы, а то – с нашим удовольствием, заступай, отец, на должность…»
– На какую же? За старшего – куда пошлют? – скалился Мишка Кошевой.
Его охотно поддерживали:
– Начальником над комиссарской кобылой. Подхвостницу ей подмывать.
– Бери выше!
– Го-го!..
– Авдеич! Слышь! Это он тебя в обоз третьего разряда малосолкой заведовать.
– Вы не знаете делов всех… Комиссар ему речи разводит, а комиссаров вестовой тем часом к его старухе прилабунился. Шшупал ее. А Авдеич слюни распустил, сопли развешал – слухает…
Остановившимися глазами Авдеич осматривал всех, глотал слюну, спрашивал:
– Кто последние слова производил?
– Я! – храбрился кто-то позади.
– Видали такого сукина сына? – Авдеич поворачивался, ища сочувствия, и оно приходило в изобилии:
– Он гад, я давно говорю.
– У них вся порода такая.
– Вот был бы я помоложе… – Щеки у Авдеича загорались, как гроздья калины. – Был бы помоложе, я бы тебе показал развязку! У тебя и выходка вся хохлачья! Мазница ты таганрогская! Гашник хохлачий!..
– Чего же ты, Авдеич, не возьмешься с ним? Кужонок супротив тебя.
– Авдеич отломил, видно…
– Боится, пупок у него с натуги развяжется…
Рев провожал отходившего с достоинством Авдеича.
На майдане кучками стояли казаки. Григорий, давным-давно не видавший Мишки Кошевого, подошел к нему.
– Здорово, полчок!
– Слава богу.
– Где пропадал? Под каким знаменем службицу ломал? – Григорий улыбнулся, сжимая руку Мишки, засматривая в голубые его глаза.
– Ого! Я, браток, и на отводе, и в штрафной сотне на Калачовском фронте был. Где только не был! Насилу домой прибился. Хотел к красным на фронте перебечь, но за мной глядели дюжей, чем мать за непробованной девкой глядит. Иван-то Алексеевич надысь приходит ко мне, бурка на нем, походная справа: «Ну, мол, винтовку на изготовку – и пошел». Я только что приехал, спрашиваю: «Неужели будешь отступать?» Он плечами дрогнул, говорит: «Велят. Атаман присылал. Я ить при мельнице служил, на учете у них». Попрощался и ушел. Я думал, он и справди отступил. На другой день Мценский полк уже прошел, гляжу – является… Да вот он метется! Иван Алексеевич!
Вместе с Иваном Алексеевичем подошел и Давыдка-вальцовщик. У Давыдки – полон рот кипенных зубов, Давыдка смеется, будто железку нашел… А Иван Алексеевич помял руку Григория в своих мослаковатых пальцах, навылет