священника и арабское богослужение. Все меня при этом занимало: и суетливые движения старца, превосходившие живостью даже греческие, и наряд его убоже убогого, и речь его, дико звучащая, и слово: «ыскэндер», различенное мною на эктении и произнесенное с особенным усилием, и взор его, в котором уже едва светился лучь жизни. Дрожащими руками взял он потом с престола ветхое рукописное Евангелие, и сказав по-гречески едва различаемым выговором: «
От Луки Святого Евангелия чтение», – начал читать по-арабски повествование евангелиста о явлении ангелов пастырям. Не разумея слов, я понимал чтомое по выражениям лица чтеца, – до того резким, что казалось, он с кем-то спорил за истину всякого выражения Священного Писания, – и частью по возвышению голоса, доходившему иногда до того, что в нем уже не слышалось старческого дребезжания, а все сливалось в один гортанный крик. Пот струился с утомленного чела старца, а открытая и поросшая седыми волосами грудь подымалась часто и высоко. Памятною надолго останется мне эта первая встреча моя с арабскою церковью. И сия ветвь православия ждет заступничества и горячего участия нашей, можно сказать, царствующей церкви. Священник этот много лет был на приходе в Вифлееме
[7], но потом передал место сыну, и теперь живет на покое, если можно назвать покоем то, что он может ежедневно, и даже не по разу, бежать из Вифлеема к пещере вслед поклонников, чтобы прочесть им Евангелие и получить что-нибудь за труд.