Любите женщину за грех. Юлия Вадимовна Клименко

в стандартном номере на грязном ковре, запивая три таблетки морфина. Слёзы из глаз капают на непризентабельный халат Лилит, она вытирает их рукой, на пальчиках которой красуется кольцо от Boucheron. Её начинает клонить в сон, сердце замедляет ритм, а во рту появляется до боли ужасная сухость. Жалеет ли она о прошлом? Нет. Но не потому что повторила бы это вновь, а потому как её мысли уже начал окутывать галлюциногенный дурман. Конечно, она всегда мечтала о большой семье – двух сыновьях с тёмными кудряшками и янтарными глазами как у неё, и златовласой доченьки с небесными глазами, как у того самого мисье. Она была готова всю жизнь быть под его покровительством и делить его с другой женщиной, ведь она знала бы, что его постель, как и сердце, принадлежит только ей.

      «Лилит, прекрати так вести себя. Мне нужно уехать. Работа не поддаётся слабости. Нет, я не знаю, когда вернусь, да и какая тебе к чёрту разница, я что, дал тебе мало денег за секс сегодня?». Лилит была настолько ошеломлена этими словами, что следы её истерики испарились в воздухе и только солёные слёзы остались высыхать на её щеках. И это после того, как она объявила ему, что беременна.

      Он уехал. Обещал не вернуться. И оборвал с ней всяческие связи. Он лишь передал ей через своего знакомого стеклянную баночку новомодного лекарства – амфетамина, который в числе своих побочных эффектов имел выкидыш. Ни записки, ни переданных слов. Будто их двоих и не было. Будто не было этих мгновений счастья. Будто не было между ними одного дыхания и сладкого послевкусия.

      А дальше: два года бесконечных и бесполезных метаний между докторами и их снотворными по рецептам и гадалкам по руке, между попытками самоубийства и лицемерными улыбками, между гниющей внутри пустотой и исповедью у папы, в попытках заполнить эту дыру. Вещи, встречи, новые клиенты, деньги, оперы и театральные постановки – ничего не могло помочь ей стать нужной. Нужной, в первую очередь, самой себе. Она вновь и вновь проживала те благие закаты и рассветы и всё больше чувствовала свою бесполезность в этой толпе озабоченных только своим эго людей. Она была чужачкой среди человеческого рода. И всё больше она ощущала, как её воспалённый разум перестаёт воспринимать свою телесную оболочку, а место её грешной душе отныне – в аду, думала она.

      Она закончила предсмертную записку своим последним стихом. К тому времени она уже билась в горячке. Ей было тяжело дышать, а непрекращающееся слюноотделение бесконтрольно капало ей в декольте, стекало по халату и крупицами падало на пол. И вот на секунду, на одну, но столь значительную толику времени, её глаза расширились, она вдохнула полной грудью и в её голове пронеслось: «Зачем я так?». И не в силах больше сопротивляться склизкому и горькому поцелую Госпожи Смерти, дух её вышел из тела. Больше её страдания, которым она, бывало, придавала долю романтизма, не имели смысла. Бывшая королева постели того мисье лежала на грязном ковре, опрокинув голову на пыльную софу, а изо рта её обильно вытекала белая пена. Грязная, ненужная самой себе Лилит.

      А мир тем временем продолжал