– Поживите с мое.
А ты вдруг улыбаешься. Ярко и заразительно даже при нашей теме:
– Туше́.
Действительно. Нет такого слова, которое может меня задеть. Это довольно сложно – превзойти времена, когда я был задет ежеминутно. Когда вместо постели солома, а вместо душа – ледяная вода и в итоге воспаление легких.
Это моя вторая самая короткая жизнь, но хуже не было даже на войне. Даже когда чума глодала чужие лица. Мне пятьсот шестьдесят пять, а я до сих пор не знаю места страшнее, чем безнадежные подвалы нездоровой психики.
– Я тебе верю, ты помнишь?
Ох, Чоннэ. Во что ты играешь?
– Да. Но лучше, если ты перестанешь.
– Причина? – Уже и стойку менять начал, готовый принимать мои атаки, а потом вдруг раз – и меняешься. – Хотя нет! Стоп. – Вперед руку и мотаешь головой, сам себе возражая. – Не надо контратаки. Покоритесь природе, ваше высочество.
Какие тут контратаки, Чоннэ? Все, что я могу, это обессиленно вздохнуть.
А у тебя вдруг какой-то особенный взгляд. Иной. Выразительный слишком. Ощущение от него такое, будто вокруг все кибернетическое, а я – последнее живое растение, которое ты нашел. Зеленое, наверное, да? С белыми лепестками цветка и синим стеблем. Экзотическое живое растение.
– Я пиздец как хочу тебя поцеловать.
Пар срывается с твоих губ, растворяясь, как сладкая вата на языке. Такая же – сладко-дурманящая – у меня в коленях.
– Если дам себя поцеловать, отстанешь?
– Нет, конечно.
– Секс? – Я же не обижаю, я просто стараюсь держать себя в руках. – Этого хочешь?
– Я тебя хочу. – Руки тоже в карманы этой плотной кожаной куртки. – Себе. Что непонятного?
Все.
– И зачем?
– Заботиться, по утрам будить, ночами не давать спать. – Сладкая вата прямо с губ, только лови. – Любить.
– Любить?
– В точку.
– А если я не тот самый «незнакомец»?
Когда ты улыбаешься, у тебя иногда совсем по-детски озорное лицо. Что-то как будто замышляешь.
– Мы с тобой вечность знакомы, забыл? – Брови вверх, к краю шапки, натурально так удивляешься. – А я помню. Что у твоей фэа есть свой… аэф, верно? Во-о-от. – Высвобождаешь правую руку из теплого убежища и тычешь большим пальцем себе в грудь. – Это я. Твоя пара. Привет. – И ладонь вверх – на уровень лица – действительно как будто только встретились.
Внутри я сотни раз упал с этих качелей из слов, но внешне качаться нельзя. Нельзя.
– Ты вообще слышал, что я тебе говорил?
И опять самозабвенно киваешь. Как ребенок.
– Тебе пятьсот шестьдесят пять лет, из них триста сорок девять ты был эльфом, видишь будущее, потерял бессмертие, сексом не занимаешься, с людьми не водишься. – Заканчивается воздух, и ты вдыхаешь для завершения. – Недотрога.
Мне хочется улыбаться. И в животе все предательски вращается, как в том самом аппарате для создания сладкой ваты.
– Я