– Однако сколько сегодня этой начинки, ваше превосходительство, вы мне приготовили, – говорил в таких случаях Михаил Иванович, но сесть все-таки не предлагал.
Когда же кончался доклад, он говорил:
– Ну, теперь садись, потолкуем.
Это были интересные, интимные минуты, в которых, после сухого официального доклада, брало верх влияние души и сердца.
Для меня они были особенно ценны, так как обогащали скудный запас моих философских познаний и давали возможность проникнуть глубже в сущность идейных взглядов моего начальника.
Драгомиров читал газеты неохотно, предпочитая философскую литературу, в особенности французских классиков. Они были у него в большом почете. Газеты же через несколько минут исчезали со стола в корзину для бумаги. Однако Драгомиров всегда знал, когда появлялось что-либо интересующее его, и отвечал иногда сам или поручал мне ответить.
Часто он брал меня с собою во время поездок по округу, причем я должен был играть с ним в винт, к которому у меня не было особого дарования, как, например, у постоянного партнера Драгомирова, полковника Ронжина, который после двух-трех первых ходов почти безошибочно определял, какие у кого на руках карты.
Драгомиров и как генерал-губернатор был прежде всего солдатом, не всегда при этом с пользою для вверенного ему края.
При поездках смотры войсковых частей Михаил Иванович производил своеобразно. В их основе гнездились суворовские принципы воспитания, что совершенно исключало парадную сторону, взамен которой начальникам частей приходилось быть начеку, чтобы разрешить неожиданные задачи, даваемые командующим войсками.
Драгомиров обращал внимание на разумные ответы, знание устава гарнизонной службы, на находчивость вообще и выходил из себя, натыкаясь на рутину и тупость.
Вызвал как-то однажды Михаил Иванович роту и дал командиру ее такую задачу:
– Вас атакуют со всех сторон, снаряды падают сверху. Что вы будете командовать?
Нерастерявшийся ротный командир скомандовал:
– На молитву – шапки долой! – и привел Драгомирова в восторг своею находчивостью.
Но бывали и неприятные случаи, когда он натыкался на растерянность, на незнание своих обязанностей часовыми, по его требованию отдававшими оружие, и т. п. Тут уже на комплименты высшего порядка Михаил Иванович не скупился.
Довольно крутой на расправу, Драгомиров после разноса в большинстве случаев смягчался.
Он всецело отрицал такие опыты над армией, которые не создавались сами собой; если же они, сверх того,