Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания. В. А. Сухомлинов

большие пробелы в образовании. К тому же между гвардией и армией была большая разница: армейцам приходилось напрягать все свои силы, чтобы овладеть элементарными знаниями, достававшимися без особого труда гвардейцам в крупных гарнизонах. Дела их шли неуспешно, и лишь единичным армейским офицерам удавалось сделать выдающуюся карьеру. До войны было до того мало желающих поступить в академию, что пришлось прибегнуть к вербовочным приемам, чтобы заинтересовать академических слушателей.

      Во время самой войны обучение было нарушено. Количество слушателей существенно уменьшилось.

      После войны все изменилось, и число поступивших увеличилось настолько, что успешно окончившими являлись тогда до 100 человек. Прибыли и болгарские офицеры, которые были постоянными слушателями нашей академии до тех пор, пока Болгария не изменила свою политику по отношению к России.

* * *

      Создавались неприятности во время пребывания слушателем академии великого князя Николая Михайловича, которого начальник академии поставил в условия, одинаковые со всеми однокурсниками. Решая заданную мной тактическую задачу, великий князь поставил целый армейский корпус тылом к реке, на которой, судя по устаревшей карте, не было моста.

      Со своей стороны, я не стеснялся при разборе задач критиковать работы великого князя, а в данном случае указал на опасность подобного решения.

      На следующий день великий князь влетел ко мне в канцелярию, показывая полученную им телеграмму, в которой значилось, что в действительности мост есть – он недавно построен. «Разрешите мне, ваше императорское высочество, ответить вам на это в часы, назначенные для разбора задач», – получил он от меня ответ.

      Сам он также не рад был своей выходке, потому что мне не трудно было доказать ему, в присутствии всей партии, бестактность его поступка.

      Об этом я обязан был доложить начальнику академии, а через несколько дней Драгомиров получил приглашение вместе со мной пожаловать во дворец, к великой княгине Ольге Федоровне, матушке Николая Михайловича.

      – Надевай мундир и пойдем на расправу, – объявил мне Михаил Иванович.

      Когда мы вошли, великая княгиня возлежала на кушетке; у ног ее была шкура громадного белого медведя.

      Она предложила нам сесть.

      Разговор между Михаилом Ивановичем и великой княгиней был приблизительно такого содержания (я в нем участия не принимал).

      – Как вы, довольны, генерал, моим сыном?

      – Пока да, ваше высочество, Бог грехи терпит.

      – Но вы его ведь неспособным не считаете?

      – Это скажется к выпуску, тогда его высочество сам выскажется.

      – Я нахожу, что к нему не совсем справедливо относятся, пристрастно.

      – А тому, кто вам это сообщил, ваше высочество, вы скажите, что он врет, в этом я вам ручаюсь.

      – Я думаю, что занятия в академии поставлены не совсем правильно.

      – Это дело конференции академии, а мы с вами, ваше императорское высочество, не судьи, –