Янка жила в высоких богатых хоромах свёкра, плавно изогнутые крыши которого были выложены плотными чешуями, как спина большого подводного змея. Маришук оробела слегка, остановилась в тридцати шагах от крыльца, провела руками в рукавицах по отворотам долгополой шубы. Хоромы разворачивались впереди, как панорама с реки, закрывая горизонт. Строения шли влево, строения шли вправо, изгибалась зелёная под снегом крыша. Хоромина возвышалась на все четыре этажа, первый этаж и вовсе из камня выложен.
«Вдруг не пустят», – переживала Маришук, проходясь глазами по резным оконцам. Подумала-подумала – зря что ли тащилась в такую даль? Не впустят, так не впустят, не впервой.
Женщина собралась с духом и направилась к дверям.
На стук витого медного кольца явился отрок. В сенях был сам хозяин, оттого слуга голову низко держал, лица не видать. Маришук растерялась. Да, они с мужем приятельствовали, только приятельство то было какое-то чудное. Вблизи старшину Маришук прежде не видала. Мужчина был ещё крепкий и не такой старый, как привыкли считать. Должно быть, сын у него родился в молодые годы.
– Здравствуй, – Маришук растерялась и не сообразила, как обратиться к старшине.
Крепкий мужчина с лицом загрубевшим от солнца и ветра, оправлял пояс с кинжальной перевязью. Он носил тёмный кафтан и ладные сапоги, на ножнах поблескивало серебро.
Старшина поглядел на неё из-под бровей и улыбнулся лукаво.
– Здравствуй, красота. К сестрице?
У Маришук вспыхнули щёки. Однако вдовец смотрел с высоты своего роста, как на дитя, и, похоже, ничего дурного в виду не имел.
– К сестрице, – кивнула Маришук. – О здоровье справиться.
Старшина поманил за собой, провожая на широкую надёжную лестницу. Маришук не ожидала, что он снизойдёт до разговора с ней и уж тем более захочет составить ей компанию. Но делать нечего…
– Тяжело носит, – он обернул к ней величавую голову и прицыкнул языком, – без удовольствия. Гулять совсем перестала.
– Зябко, – Маришук посчитала нужным вступиться за сестру.
– Не май месяц, – старшина не спорил, – всё равно подышать полезно.
Старшина провёл её по второму этажу и без стука отворил дальнюю от лестницы дверь. Янка лежала на ложе под периной, выбившиеся из косы волосы прилипли к мокрому лбу. Сама она была бледна, за исключением пары красных пятен на правой щеке.
– И точно как-то томно тут, – согласилась Маришук, вглядываясь в равнодушную Янку.
– Няньки все окна позатыкали, – презрительно, но беззлобно фыркнул старшина, посторонившись, пропуская её в светёлку.
Маришук вошла. Оглядела диковинный ковёр, серебряное зеркало, заметила сундучок для украшений… Прислушалась к себе – она не завидовала.
– Сестра, – томно позвала Янка. – Тяжело мне.
Маришук