Но мама почему-то сменяет гнев на милость по отношению к папе и начинает наряжаться перед его приходом. А со мной очень ласково и неестественно разговаривает о том, что нужно залезть к папе на коленочки, обнять его, говорить, как сильно я скучаю, даже поплакать.
Я совсем не понимаю, что происходит, и начинаю напоминать маме, что папа вообще-то плохой и нам не нужен, она же сама говорила. Но мама почему-то сердится. Я не хочу, чтобы мама сердилась, и замолкаю. Но решительно ничего не понимаю. Мама напоминает про коленочки, а меня начинает тяготить одна только мысль о визите папы.
Он приходит, садится в наше темно-коричневое кресло, что-то пытается говорить, но в воздухе висит напряжение. Накрашенная и красиво одетая мама что-то тоже щебечет, но настолько ненатурально, что мне почему-то за нее неловко. И постоянно поглядывает на меня. Как и тетя Наташа (что она здесь делает, мне вообще непонятно). Я физически ощущаю, как от меня ждут действий. Смотрю на папины колени и мечтаю, чтобы все это побыстрее закончилось. Смотрю, но ничего не делаю. Стою как вкопанная. Мама очень ласково зовет меня: «Элечка, доченька, помогли мне на минуточку на кухне». Я плетусь в сторону кухни со спазмами страха в животе, потому что хорошо знаю этот неестественно милый мамин голос, который говорит лишь о том, что она не хочет ругаться на меня при других.
Так и есть. Мама шипит: «Залезь к нему на коленки! Поцелуй, обними, ты что как истукан! Это же твой папа!» От последней фразы меня почему-то особенно коробит. Не могу даже объяснить почему. Наверное, от резкого контраста между тем, что мама говорила пару месяцев назад, и теперь. Как будто, если она предает сама себя и не отвечает за свои слова, то вообще непонятно, как ей верить.
Я иду обратно в комнату, но ничего не меняется. Я не могу заставить себя залезть на колени к отцу и лицемерно обнимать его за шейку, как того требует мама.
Папа уходит, откуда-то появляется бабушка, мама поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах огромное такое, необъятное разочарование. Во мне. Они осуждающе смотрят на меня все втроем: мама, бабушка и тетя Наташа, но именно мамин взгляд ранит меня до глубины души. Я вижу в нем не только разочарование, но и даже какое-то презрение, отвращение. Она спрашивает, почему я не сделала то, о чем меня просили, а я не знаю, что ответить.