Журча, вливалася мне в грудь…
Ее сребристый голосок
Мне речи странные шептал,
И пел, и снова замолкал.
Он говорил: «Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой…
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
…В воде невозможно дышать! Кажется, она знала об этом раньше, но все равно изумление и отчаяние охватили ее. Девочка рвалась изо всех сил наверх, извивалась, как водяная змея, чтобы высвободить ногу и добраться до поверхности, до воздуха. Один раз ей это даже удалось! Она успела коротким мощным вдохом набрать побольше воздуха в легкие, но снова ушла под воду и снова продолжала вырываться из пут, хотя силы кончались, она чувствовала – силы ее кончались…
Вдруг что-то потащило ее к скалистому камню – она видела сквозь толщу воды, как неумолимо приближается его черная громада. Голова ее ударилась с размаху о его ребристый бок и…
И всё. Свет погас. Вместе с памятью и жизнью.
Париж
– …И вот Кис им говорит: «Ваш отец тяжело болен и хочет составить завещание в вашу пользу». А они: «Какой еще отец? Наш умер три года назад!» Представляешь?
Реми убрал телефон в карман.
– Ну умер, да завещание оставил, чего тут такого, – пробормотала Ксения, не отрывая взгляда от экрана ноутбука.
Реми посмотрел на жену. Заходящее солнце, проскользнув лучом в настежь открытое окно, окрасило игриво-розовым ее плечо. Похоже, Ксюша мужа не слышала: она сосредоточенно постукивала по клавиатуре. Наверное, над книгой работала. Она уже давно решила писать романы, причем детективные, хотя пока ни один из ее замыслов не превратился в законченный текст. Реми из-за этого ничуть не переживал – напротив, радовался, что жена нашла занятие по душе. Ксюша тоже не унывала. Роман – ее хобби, которому она посвящала время тогда, когда душе было угодно. Ничто и никто ее не торопил. В деньгах они не нуждались – хоть богатыми себя не считали, но заработков Реми, частного детектива, хватало на жизнь вполне комфортную. Славы Ксения тоже не искала, тщеславие не тревожило ее душу. Так что писала она исключительно тогда, когда писалось. Как сейчас.
– Ты все прослушала, признайся, негодница!
– Муза… – рассеянно произнесла Ксения. – Муза, представляешь, напала, как придушила. Вот пишу под ее диктовку.
– Счастливые люди, писатели. Мне бы кто нашептывал разгадки…
– Что-что?
Взгляд жены по-прежнему устремлен на экран, она его не слышит. Ладно, не впервой. Реми пошел на кухню, запустил кофейную машину. Заслышав звук, Ксюша крикнула: «Мне тоже, пожалуйста!»
Она работала в гостиной. У них имелась неплохая трехкомнатная квартирка в пятнадцатом округе Парижа с видом на самый верх Эйфелевой башни: гостиная, спальня и кабинет Реми. Когда Ксюша переехала к нему, он предложил оборудовать там письменный стол и для нее: компьютер ведь необходим всегда. Однако Ксения отказалась. Она предпочитала кочевать со своим ноутбуком, – который звала «букой» – в зависимости от настроения. Сегодня оно привело ее в гостиную, где Ксюша устроилась на клетчатом диване, скрестив ноги и угнездив «буку» меж коленок.
Реми придвинул кофейный столик (на колесиках, удобно!) к этому самому дивану, принес две чашки. Ксения оторвалась от компа.
– Спасибо, мон кёр[1]. Так что ты хотел мне рассказать?
Светло-зеленая майка на бретельках обнажала ее плечи, натягивалась на груди, свободно струилась на талии и заканчивала свой бег, уткнувшись в джинсовые шорты. Ксюшины дивные волосы, – длинные, каштановые, волнистые, сведшие его с ума в первый же день знакомства в Москве, – сегодня были заплетены в косу и уложены вокруг головы. Красота такая, что глаз не оторвать. Реми смотрел на жену и не мог понять: как он два года назад оказался на грани измены? Мало того что Ксения хорошенькая, грациозная, умненькая, так у нее еще и характер чудесный, легкий. Не жена, а подарок…
Но в какой-то момент совершенство показалось пресным. К тому же Ксюшина ребячливость, наивность вдруг стали его раздражать. Хотя он прекрасно знал: она не наигрывает, она действительно такая…
Невероятно, непонятно. Ему вдруг захотелось не-совершенства. Чего-то остренького. Даже горького. Потому что совершенство чересчур сладко.
От измены его удержал не разум, не моральные соображения, не чувство долга – случайность. Яркая темпераментная брюнетка с дерзким ртом, к которой он направлялся «в гости», неожиданно оступилась, выходя из машины. Упала она неудачно, сломала ногу. В итоге Реми оказался в тот вечер отнюдь не на любовном ложе, а в больнице, куда доставил несостоявшуюся любовницу.
После этого происшествия они еще месяц с лишним осуществить задуманное не