Папа не сразу принял Итана, но постепенно они нашли общий язык. Отец просто обожает играть в шахматы и научил этой игре Итана, что хоть немного их сблизило.
Мы подходим к дому, и я открываю дверь. Внутри светло и тепло, а с кухни доносятся тихие голоса. Бросаю вещи в прихожей и тяну Итана за собой на кухню, откуда пахнет знаменитой папиной лазаньей. Обычно он готовил её нам в детстве по особым случаям, и сегодня как раз один из таких. Входим в кухню, и мой взгляд тут же падает на папу. На нём мамин синий фартук, а в руках поднос с только что приготовленной лазаньей. Он немного раскраснелся, но на лице сияет счастливая улыбка. Рядом за столом сидит сестра и пьёт что-то из стакана. На ней серые пижамные штаны и чёрный топ. Волосы небрежно заколоты наверху, а лицо – уставшее со слегка размазанным макияжем. Наверняка проспала весь день, но не мне её судить она больше не ребёнок. Да и все мои советы обычно благополучно пролетают мимо её ушей.
– Вы как раз вовремя, – воодушевленно произносит отец, целуя меня в щёку. От него еле уловимо пахнет алкоголем.
– Да, папа сегодня в ударе, – с меньшей радостью в голосе произносит Элизабет.
– Я смотрю, и ты не отстаёшь, – отвечаю я, кивая на её стакан. Она обиженно кривит лицо и допивает содержимое стакана.
– Вообще-то, это был сок, – сестра подходит ко мне и суёт пустой стакан в лицо, – я не пью уже пару дней.
И правда, пахнет вишнёвым соком, но сестре невозможно верить на все сто процентов. Она уже говорила мне, что завязала, но больше чем на неделю её не хватало. Споласкиваю руки и предлагаю Итану сесть за стол. Атмосфера вокруг нас немного подпортилась, но нужно не забывать о сегодняшней дате. Мама бы не хотела, чтобы мы ссорились.
Папа раскладывает лазанью по тарелкам, а я накрываю на стол. Когда мы занимаем свои места, я грустно смотрю на пустой стул. На каждую годовщину мы ставим стул, для мамы. В семье отца очень трепетно относятся к духам умерших, и раньше меня это пугало. Но после смерти мамы мне всё чаще хотелось, чтобы её дух был рядом с нами. Папа разливает любимое мамино вино по бокалам, а Лиз наливает себе в стакан ещё сока. Может сестра и правда взялась за ум. Встречаюсь с ней взглядом и на миг вижу в ней ту девчонку, которой она была раньше. Озорная и весёлая, со своим странным мнением по любому поводу. Когда-то мы были с ней близки, но не теперь. Она отворачивается и принимается лениво ковырять вилкой в тарелке. Мы едим в полном молчании, которое словно гром среди ясного неба разрывает трель телефона.
– Я отвечу, – говорю я и вытираю рот салфеткой.
Телефон продолжает настойчиво звенеть на весь дом, и я спешу взять трубку.
– Алло? – говорю я, и в трубке слышится треск, а потом звонкий голос:
– Привет дорогая, прости, я опоздала, мой рейс задержали, – Кензи кричит в трубку на той стороне провода, а на её фоне слышен шум взлетающих самолётов.
– Я уже поняла это, когда не услышала от тебя звонок три часа