– Стой тут, Дуняшка, – услышал Андрей девичий голосок. – Жди…
Калитка скрипнула, зашуршали юбки, пронеслись по двору быстрые ножки, гостья стала стучать в Гришино окошко, перстеньком о ставень. Андрея и стоящего рядом Еремея она впопыхах не заметила.
– Что еще такое? – громко спросил разбуженный Гриша. – Ивашка!..
– Молчи, Христа ради! – взмолился звонкий голосок. – Братец, батюшка, выручай!
– Маша… – прошептал Андрей.
Он помнил девушку еще десятилетней; бывая у Беклешовых, замечал, как та растет и меняется. Гриша все подшучивал, что растит другу жену…
– Что за диво? – Гриша в одной рубахе подошел к окну, выглянул в щель. – Сестрица? Точно! – он зажег свечу и, кутаясь в шубу, выбежал на крыльцо. – Что стряслось, Маша? Отчего ты здесь?
– Батюшка-братец! – пылко заговорила Маша. – Христа ради, помоги! Мне деньги нужны! Я знаю, тетенька тебе табакерку золотую подарила! Отдай мне, ради Бога, я тебе другую потом куплю!
– Да что стряслось? – спросил Гриша.
– Ой, Гришенька… Деньги нужны! И перстенек с рубином дай… И тот, что с алмазиками… Все, что можешь…
– Ты растолкуй! – перебил сестру Гриша. – Прибегаешь среди ночи, а коли тебя кто заметит, как ты в полку бегаешь? Днем приехать не могла или за мной послать?
– Братец, батюшка, не могла!
– Жениху донесут, как ты по ночам носишься.
– Христа ради, дай мне табакерку с перстеньками! И денег – сколько можешь… ну хоть пятьсот рублей!..
– Маша, ты вздор несешь. На что тебе такие деньги? Разве на подвенечный наряд недостало?
– Братец Христом Богом!.. Все верну!.. Не то беда случится!.. Только батюшке не сказывай!
Плачущий девичий голос был невыносим для мужского слуха, солидарность с единственной сестрой перед отцовским самодурством да и просто привязанность к Маше подсказали ответ:
– Погоди, сейчас вынесу. Прими свечу.
– Гришенька, голубчик мой, век за тебя буду Бога молить!
– Ага… –