– Но я действительно неплохо говорю по-японски, Сайто-сан.
– Замолчите! Как вы смеете возражать? Господин Омоти крайне недоволен вами. Вы создали отвратительную атмосферу во время приема этой делегации: могут ли нам доверять партнеры, если у нас работает белая женщина, превосходно понимающая японский язык? С этого дня вы больше не говорите по-японски!
Я вытаращила глаза:
– Простите?
– Вы больше не знаете японского языка. Понятно?
– Но ведь меня приняли на работу в вашу фирму только потому, что я знаю японский!
– Мне наплевать. Я приказываю вам забыть японский язык.
– Но это невозможно! Никто не сможет подчиниться такому приказу.
– Сможете, если потребуется. И ваши западные мозги должны это усвоить.
«Приехали!» – подумала я. И попыталась возразить:
– Японский мозг, возможно, и способен забыть какой-то язык. А западный – не способен.
Этот неожиданный аргумент, как ни странно, подействовал на господина Сайто.
– И все-таки попытайтесь. По крайней мере, делайте вид, что не понимаете. Я получил приказ относительно вас. Ясно?
Говорил он сухо и повелительно.
На свое рабочее место я, видимо, вернулась крайне растерянной, потому что Фубуки встретила меня нежным и встревоженным взглядом. Я погрузилась в полную прострацию, размышляя, что же мне теперь делать.
Самым логичным было бы уволиться. Однако мне трудно было решиться на этот шаг. С точки зрения западного человека, в подобном поступке нет ничего позорного, но для японца это означает потерять лицо. Я еще и месяца не проработала в компании, а контракт подписала на целый год. Если я сейчас хлопну дверью, то опозорюсь не только в глазах японцев, но и в своих собственных.
Тем более что мне вовсе не хотелось уходить. Ведь я с таким трудом добилась, чтобы меня приняли в эту компанию: пришлось выучить деловой токийский язык, пройти всевозможные тесты. Я не стремилась стать высококвалифицированным экспертом в области международной торговли, но я всегда мечтала жить в Японии, о которой с раннего детства сохранила самые идиллические воспоминания, а потом издали благоговела перед этой страной.
Нет, я останусь.
Нужно только придумать, как выполнить приказ господина Сайто. Я обследовала свое сознание в поисках геологического слоя, предрасположенного к амнезии: не найдется ли какого-нибудь тайного подземелья в крепости моего мозга? Чего я там только не обнаружила: хорошо и плохо укрепленные участки, сторожевые башни и бастионы, провалы и рвы, заполненные водой. Но – увы! – я так и не смогла отыскать темницы, чтобы замуровать там язык, на котором все говорили вокруг меня.
Если я не в состоянии его забыть, может быть, я сумею притвориться, что забыла? Если вообразить, что язык – это лес, почему бы мне не припрятать за французскими кедрами, английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами бесчисленные японские криптомерии, имеющие весьма подходящее