– Это после этого у него лаборатория взорвалась? – припомнила Тина.
– Да, он пытался повторить, но пошел более академическим путем.
Марон нахмурился:
– Более академическим путем?
А я охотно пояснила:
– Он тщательно все рассчитал, перепроверил и после воплотил в лаборатории. Я же пользовалась методом ненаучного тыка.
– То есть мы сейчас могли носить черное? – с интересом уточнила Тина и вздохнула. – Я, конечно, рада, что ты жива. Но серый цвет формы преизрядно надоел.
– От серого до черного, знаешь ли, – отмахнулась я.
И тут Марон сказал страшное:
– Кстати, о сером. Вильгельмина, душа моя, а что у тебя с платьями?
Ой.
– Ты не можешь прибыть во дворец в академической форме. – Тина прикрыла рот рукой. – Погоди! Если тебе дают диплом заранее, значит, сегодня-завтра тебя выселят!
А я вспомнила ту убогую избушку, в которой пришлось провести лето. Ох. Вид: невеста; статус: крылатая; подвид: подкустовая. Или избушечно-опушечная?
– Можешь пожить у меня, – щедро предложил Марон.
– Я не доживу, – вздрогнула я.
Увы, матушка Марона спит и во сне видит свою идеальную невестку – Тину. Я же считаюсь препятствием на пути к сыновьему счастью. Сколько мелких проклятий я снимаю после каждой встречи с леди Таргери-Дойлерн – устала считать.
– К себе предлагать не буду, – скривилась Тина. – Мой младший братец все еще пылает к тебе всем своим юношеским организмом.
– Да, как-то не задались у тебя отношения с нашими родичами, – хихикнул Марон.
Потрепавшись еще немного, ребята ушли. А я, с тоской осмотрев родную и любимую спаленку, принялась собирать вещи. Затем взяла список и отправилась гулять по Академии. И как бы невзначай встречала давнишних приятелей то тут, то там. То там, то тут. А что поделать, очень многим хочется на выходных рвануть к родителям, или к невесте, или к жениху. Или вообще на курорт: имея колдовской дар, не обязательно снимать гостиничный номер, можно и на пляже переночевать!
Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что вещи мои уже выставлены подле опечатанной двери. А вокруг потрепанных чемоданов горят защитные заклятья миледи проректора. И бумажка… А, нет, не бумажка. Диплом! Под ним, сложенным вдвое, прячутся письма. В одном благодарность за отличную учебу (надеюсь, ректору не стало дурно, когда он это писал), а во втором инструкция.
– Что ж, на улице нам жить не придется. Просыпайся, великий воин, – я дернула пса за длинное ухо, – тебя вынесли из спальни, а ты и не заметил!
Гамильтон потянулся, зевнул, оправил узорчатый жилет и снисходительно бросил:
– Заметил. Но! Тебя миледи проректор когда-нибудь на руках носила?
– Нет.
– Во-от, – удовлетворенно протянул он. – А меня носила.
– Знать бы еще, какие слова она при этом говорила, – фыркнула я.
– А это уже неважно.
Я