– Ну, давай, сынок, – особо не целясь, нажал на спусковой рычаг и открыл стрельбу по немцам, двигаясь вдоль их протяжённого окопа, Аким.
– Грех, грех-то какой, – перебирая пулемётную ленту, бормотал священник. – Собственноручно помогаю людей убивать.
– Не людей, а врагов, – перезаряжая пулемёт, уточнил Рубанов, быстро продевая новую ленту через окно приёмника. – Где это вы там людей увидели? С рогами-то на голове.
– Один глаз, один рог, но не носорог!? – развернув машину, погнал её в обратную сторону развеселившийся штабист. – Загадка второго курса.
– Ганс с выбитым глазом, – прищурив свой, палил в сторону немцев Аким.
– А вот и нет, – крутил руль подполковник, зигзагами ведя машину, чтоб фрицы в неё не попали. – Корова из-за угла выглядывает, – рассмешил честного отца.
– Всё так! Как давным-давно сказал один человек: шути над смертью, она и не страшна будет, – ударился лбом о пулемёт Рубанов, цепляясь руками за спинку сиденья и переворачиваясь вместе с машиной: «То ли бензобак рванул, то ли артиллерийский снаряд попал, – подумал он, больно ударившись о дверку. – Может, и правда мы в карусели находимся?» – сдвинул с себя отца Захария, уразумев, что находится в перевёрнутом авто.
– Ну-ка дружно, братцы, – услышал голос Сидорова. – Вытаскивай людей из железяки. Живы, вашсродь?
– Вроде жив, – увидел над собой озабоченное лицо ротного фельдфебеля.
– Слава Богу! А отец Захарий с генштабистом, кажись, насмерть убиты. Сухозад, друг ты мой ландриновый, помоги их высокоблагородию. Братцы, гансы отца Захария убили-и. Вперёд, чего встали как штыки. Отомстим подлюкам за нашего полкового батюшку, – повёл в бой солдат неунывающий фельдфебель.
«Как, убиты? – дошло, наконец, до Рубанова. – Зачем убиты!?»
– Панфёр, помоги подняться, – подошёл и встал на колени перед отцом Захарием, услышав слабый стон, а затем, сквозь стиснутые от боли зубы, шёпот:
– За грех убийства Господь покарал, – несильно сжал он ладонь Акима. – Не должно священнику человека жизни лишать, даже если тот и враг, потому как не воин я, а священнослужитель, – замолчал, потеряв сознание, отец Захарий.
– Да где санитары? Панфёр, живо санитаров сюда, – на коленях передвинулся к лежащему неподалёку офицеру-штабисту: «А вот подполковник точно мёртв, – бережно закрыл ему глаза, удивившись улыбке на синеющих уже губах. – А на мне только синяки, ушибы и ссадины, – поднялся на ноги. – Господь знает, кому время пришло, а кому – нет, – медленно, опираясь на подобранную палку, побрёл, перешагивая через колючую проволоку и обходя убитых павловцев, к занятым его батальоном немецким окопам, мимолётно отметив, что фрицы не поленились накрутить восемь рядов колючки на аккуратно оструганные колья. – Много к Гришке Зерендорфу нынче павловцев придёт, – глядя на мёртвые тела, с горечью подумал Рубанов. – Недаром он головой качал».
Пока немцы не опомнились, так же медленно