– А кому именно? – стал уточнять Рубанов: – Молодой вдове или Гороховодатсковскому?
Но полковник, вспоминая своё, сугубо полковничье, не обратил внимания на неэтичный диалог товарищей, продолжив повествование.
– Как вы знаете, судари мои, за год или два до войны, к торцу веранды в Буффе была пристроена сцена, на которой сейчас даются дивертисменты. Я, ничтоже сумняшеся, решил посетить ревю…
– Чего-о? – вопросил Благов.
– Нисколько не сомневаясь, – старославянское словосочетание, – шёпотом, дабы не сбить с мысли рассказчика, перевёл поручику полковничьи словеса отец Захарий.
– Да я про сцену, – ответил ему главный полковой связист.
– … Помню, сначала пел цыганский хор, затем выступали негры с дурацкой чечёткой, следом – фокусники, и наконец – французские шантанные певицы… У-ух! Одна мне весьма приглянулась… Такая вся… Куда же вы, отец Захарий? – посмотрел на уходящего священника, прихватившего со стола непочатую бутылку коньяка.
Почесав затылок, подсуетился, тут же восполнив убыток четырьмя полуштофами «Смирновской».
– Так на ком я…
– Пока ни на ком, а на чём, – уточнил молчаливый сегодня Ляховский. – Французские проститутки на сцену вышли, – напомнил он рассказчику.
– Ну, право, господин капитан, вы утрируете… Хотя… Я уже собрался было приглянувшейся пассии из кордебалета послать через метрдотеля визитку, чтоб артисточка разделила со мной ужин в отдельном кабинете, что предусмотрительный Тумпаков устроил на втором этаже, но тут как током ударило…
– Это унтер-офицер Махлай в проводке чего-нибудь напутал, – на вся- кий случай снял с себя вину начальник полкового подразделения связи.
– Сразу видно, что вы, Платон Захарович, хотя и рождены для высшей гармонии, но кроме уличной шарманки ничего путного не слышали, – обиделся на офицера полковник. – Так и норовите меня перебить. Никакой дисциплины в русских войсках не стало. Вот тому пример: Как-то иду по проспекту при полном параде – вся грудь в орденах, а навстречу троица матросская в форменках и чёрных клешёных брюках прёт, в упор не обращая на меня внимания и не думая честь отдавать. Ржут о чём-то своём на весь проспект. Я им – замечание. Один из них, горбоносый такой, взъярился: «Я трижды триппером болел, а ты меня учить вздумал!?» – послал меня на тур. Меня! Боевого полковника. В жизни нижних чинов пальцем не трогал, а тут не утерпел. С таким удовольствием этого морячка, на француза похожего, по носу приложил – что, куда бескозырка, куда этот брюнет носатый полетел, чего-то с французским прононсом в полёте прокартавив. В компанию ему и двух других на мостовую отправил. Полковнику ещё хамить будут и руками махать… Неподалёку несколько солдат стояли, но даже не подумали офицеру помочь. Патруль не стал ждать – жалко сверчков полосатых. Ведь моментом в дисбат загремят, канальи. Бросил испачканные замшевые перчатки на бренные тела