– Такое тоже случается, – поспешил согласиться с ним лейтенант.
15
Гродову понадобилось всего несколько минут, чтобы спринтерским рывком достичь казармы, взять шинель и, на ходу надевая ее, вернуться к Валерии. Он торопился так, словно опасался, что любая минута может оказаться роковой: девушка попросту исчезнет, развеется, подобно утреннему любовному бреду.
– Как выясняется, мы с вами почти земляки! – крикнул Гродов издали, радуясь тому, что девушка оказалась реальной, живой, настоящей, а не видением его холостяцких грез.
– Знаю, что земляки. В некоторые графы вашей биографии Бекетов меня уже посвятил. Как, наверное, и вас посвятил в тайны моего происхождения.
– Буквально в нескольких словах. И теперь я понимаю, откуда у вас этот приятный акцент.
– А еще Бекетов поведал вам о моем погибшем в румынской охранке отце-профессоре, моих медицинских потугах и, конечно же, о дворянских корнях.
– Они у вас действительно дворянские?
– Не собираетесь же вы осуждать меня за это?
– Как и вы меня – за мое пролетарское происхождение.
– Не прибедняйтесь, не такое уж оно и пролетарское, коль скоро ваш отец был морским офицером. А кем представали перед миром его родители – уже не столь важно. В конце концов, всякий дворянский род знает своего родоначальника.
«А ведь для нее это важно, – мысленно молвил себе капитан, – чтобы и в тебе тоже отыскать некую дворянскую жилку. Некий зародыш аристократизма. Эта дочь бессарабских степей явно готова была оспаривать пролетарскую чистоту твоих корней».
– Напомню, что у нас подобное знание не поощряется.
– Поощряется или нет, а наша родословная всегда остается с нами – в наших биографиях, нашей крови, в воспитании, еще в чем-то там, возможно, пока еще нам неведомом. Мой покойный отец Ян Лозовский, действительно, унаследовал титул барона. Это факт, который никакому сокрытию не поддается. Как и тот, что на самом деле его отец был не Лозовским, а Лозецки. «Барон Лозецки» – так записано в его родословной, зародившейся почти четыре столетия назад с жизнеописания судетского[15] немца-аристократа барона Лозецки. Да и покойная мать моя принадлежала к одной из ветвей известного венгеро-германского графского рода.
– А не румыно-венгерского? – попытался уточнить Гродов, не сумев припомнить, как именно определял его подполковник Бекетов.
– Точнее все же будет сказать: венгеро-германского, с валашскими, то есть румынскими, примесями рода, некогда обитавшего в Трансильвании и якобы даже породненного с последним австро-венгерским императором Францем Иосифом, а значит, и со всей династией Габсбургов.
– Габсбургов?! – воскликнул Гродов, прежде чем успел подумать, помнит ли он хоть что-нибудь, касающееся этой монархической династии.
– Все, кому выпадает знать о моей родословной, а круг посвященных в эту тайну крайне ограничен, реагируют на сообщение