– Хоть банку с собой заберите, – горестно взвыл осциллографист.
На его слова никто не отреагировал.
Меня затошнило от запаха бээфа.
– Главный, пока губы не отмоешь, из одного стакана пить не стану, – не мог угомониться Пашка, опять вспомнив кладовщицу.
– Мужики, я – пас! – рвотно скорчившисъ, выскочил из осциллографической.
В себя пришёл только в курилке.
"Ну и гадость пьют! Да лучше с похмелья сдохнуть, чем этот шулюм лакать".
Через двадцать минут появились довольные дружки, благоухая наступившими в кошачьи какашки прелыми калошами.
– Слабак! – смеялся Чебышев. – Не сдашь на разряд.
Но всё же они сделали доброе дело. У Пашки нашлись увольнительные бланки. Искусно подделав подпись Каца, мы благополучно прошли через проходную, не дожидаясь окончания смены.
– Здорово повезло, что сегодня начальства нет, – высказал мысль Чебышев.
– Ладно, иди отдыхай, – распрощались они со мной.
Жены с сыном не было. Обозрев градусники и быстро переодевшись, плюхнулся на родимый скрипучий диван и тут же уснул.
Всю последующую неделю цех оставался полупустой – народ разбежался кто в отгулы, кто по среднему.
Чебышев занялся ремонтом часов. На заводе знали, что он умеет ремонтировать, и шли к нему со всех цехов.
В конце месяца этим заниматься некогда, поэтому сейчас, вставив в глаз лупу, учитель умиротворённо возился с маятничками, колесиками, пружинками. Делал он на совесть, как и всё, за что брался, поэтому от желающих не было отбоя.
– Когда встаёт будильник – это плохо, а когда что другое – хорошо! – на минутку оторвавшись от работы, глубокомысленно произнес он, почему-то тяжело вздохнув.
"Не все починить в его силах", – подумал я.
Клиенты расплачивались спиртом, так что в это время Чебышев процветал. То, что сразу не сумел выпить, сливал в бутылку и прятал в сейф.
Попутно, конечно, он занимался и мной.
Я не поленился, сходил к распреду и с грехом пополам наскрёб деталей на прибор. С помощью технологии, мата, чертежей и мудрых советов наставника потихоньку стал его собирать. Всю жизнь считал себя гуманитарием, не способным к технике, но, к моему удивлению и даже к удивлению сэнсэя, дело продвигалось неплохо.
За эту неделю выдержал бой местного значения с уборщицей Марковной.
Словно сыщик, вела она дознание по делу о пропавшем мешке, которым накрыл погибших от руки злодея котов, и вышла на меня.
Но я уже был не фраерок ушастый и, ловко запудрив ей мозги, пустил по ложному следу. Презумпция невиновности восторжествовала, доказать она ничего не сумела.
Я давно заметил, что ноябрь самый несчастливый месяц. Все беды сыпались именно в это время уже несколько лет. Отец мой ушёл из жизни в ноябре, и, склоняя голову перед судьбой, – знал, меня не станет тоже в ноябре,