– Да знаете, женился, а учился на вечернем, вот дело и не пошло.
– А я учитель, однако, работаю на заводе.
Увидев мой вопросительный взгляд, продолжил немного заикаясь:
– Да-да, юноша. Из военного училища и филфака университета выбрал последнее: Ну что училище?.. – думал я. – И с девушкой поговорить не о чем. А после университета сколько о литературе знать буду, о писателях. Стану интересным собеседником, – перевёл он дыхание. – Однако всё оказалось иначе. От звёздочек на погонах девушки дуреют – как же, душечка военный, а узнав, что я учитель литературы, разочаровываются. Парадокс! Но жениться – всё же женился. Жена тоже педагог. Дети пошли. У меня ведь трое! – похвалился он. – Потом маму парализовало, она с нами жила, и жена стала часто болеть. Нехватки, а дети растут, – он достал сигарету, закурил. – …Сосед всё расписывал, что без образования на заводе почти четыре сотни имеет… я и клюнул. Жаль было со школой расставаться, с классом, – тяжело вздохнул Семён Васильевич, – и сейчас помню удивлённые лица коллег и учеников. Жалею! Жалею, конечно! Сейчас и учителя неплохо зарабатывают. Раздвоился! И там себя потерял, и здесь не нашёл. Я ведь раньше совсем не пил. Может, потому что не на что было?.. Да, собственно, и желания не испытывал.
На него явно нашло философское настроение.
– Да ведь суета всё, как ты думаешь? – обратился ко мне. – Ибо, кто знает, что хорошо для человека в жизни, сказано в Екклесиасте, – нагнувшись, поднял жёлтый лист. – Велика ли беда, если лист падает с дерева? Послушай, что я недавно прочёл: "Если мы предположим, что земля находится в звёздном небе и Бог сделал её блестящей, как одну из звёзд, то отсюда, снизу, нельзя этого различить, по причине великой её малости. И если, по сравнению с небесным сводом, земля кажется точкой, то насколько же уменьшится эта точка, по сравнению с горним небом? Следовательно, что же ты покидаешь, презирая мир, даже и будучи властелином его, кроме жалкого муравейника, в обмен на обширные царские чертоги неба?"
– Однако, – стряхнул он оцепенение, – пора и честь знать. -Мужики! – заорал Семён Васильевич. – Давайте остатки прикончим да пойдём, а то завтра на работу.
– Как последние выходные, – бросив охнарь, вспылил вдруг Степан Степанович, ворочая мутными глазами, – так, вон чё, вон чё, на работе тор… – он смачно икнул, проглотив последний слог.
Добив остатки, Степану Степановичу не налили – и так хорош, стали собираться, ощупывая карманы и оглядываясь
по сторонам, как бы чего не забыть.
Чебышев быстро проделал со стаканом обратные действия – положил в целлофан и завернул в газету.
– Отвернитесь, я спрячу! – приказал нам.
Попарно, компания поплелась по тропинке. Впереди
Пашка с Чебышевым бренчали на губах какой-то марш. В центре Большой тащил захмелевшего Степана Степановича. Мы с Семёном Васильевичем замыкали шествие.
"Словно партизанский рейд Ковпака, – подумал я. – Сильные – по краям, слабые – в середине".
– А университет,