– Катись к чертям, Дентон, – посылаю его сквозь сжатые зубы, но друг лишь разваливается на стуле рядом с видом человека, который никуда в этой жизни не спешит.
– Так я уже тут, Айс, наблюдаю, как один из чертей утопает в жалости к себе.
Закатываю глаза, отчётливо понимая, что этот дебил никуда отсюда не уйдёт.
Тогда я ещё не знал, что впереди меня ждёт несколько операций и множество бессонных ночей, сопровождаемых болью, и дней, в течение которых даже встать с постельной койки без посторонней помощи мне не удастся. И всё же моё будущее оставалось неопределённым.
За день до выписки после успешно проведенной операции и положительным прогнозом врачей, которые смогли поставить меня на ноги, мне требовалось определиться, где я буду жить в период реабилитации, и вариантов оказалось немного. Я мог бы остаться в своей квартире в Трайбека, вызывать к себе врачей, медсестёр, реабилитологов и проституток, которые бы скрашивали моё одиночество. Но перспектива подобного досуга на ближайшие месяцы вызвала у меня острый приступ скуки, и, когда отец в очередной раз позвонил справиться о моём состоянии, а заодно пригласил пожить в загородном доме, я всерьёз обдумал это предложение. Но вовсе не потому, что соскучился по кому-то из членов семьи.
Стоя у порога родительского дома, я пытался мысленно вообразить, как сейчас поживает его новая обитательница. В нашу первую встречу, когда нас застукал отец, она выглядела точно пойманное в силки дикое животное. Маленькая лисичка, которой прищемило лапу, смотрела на меня так, словно готова расцарапать мне всё лицо. И сейчас я задавался вопросом: удалось ли деньгам отца огранить этот алмаз, придать ему форму, найти достойную оправу. А когда она отворила дверь, то не только ослепила меня, но и ранила до крови острыми гранями своей красоты.
Похоть и жажда, смешанные с осознанием того, кем она является на самом деле, вызвали за собой внутри меня новые эмоции: злость, ненависть к ней и зависть к собственному отцу. И смотря на эту наглую девицу, кулаки сжимались, а я представлял, как мои пальцы смыкаются на её тонкой шейке и ломают хрупкие позвонки. Но стоило опустить взгляд к губам, и я пропадал: мысли сбивались, оседая тяжёлым комом вниз – в район ширинки. Там набухало, пульсируя, распрямляясь, – и меня уже не волновало, чья она жена. Мне хотелось задрать очередное маленькое платьице, открывающее вид на шикарные ноги, отодвинуть в сторону кусочек ткани и трахать её, пока это желание не ослабеет. Прямо там, в холле отцовского дома.
На долю секунды она заставила меня забыться. Не думать о том, что передо мной корыстная дрянь, готовая лечь под старика ради денег, не думать о том, что теперь мы связаны семейными узами и она носит одну со мной фамилию.
И самое паршивое – я почему-то до сих пор не забыл вкус её губ, хотя с трудом мог припомнить имя последней девушки, с которой