Последовала уставная церемония чеканного шага и докладов. В момент, когда старый и новый часовой сошлись плечами, Ваня ловко перекинул в ладошку сменщика свёрток.
За годы службы самым главным ритуалом стало именно это действие, а не прописанные седыми людьми буквы уставного доклада.
Три пары твердых, как вечная мерзлота, подошв заклацали по металлической палубе. Шаги, словно барабанная дробь, выбивали бодрящую маршевую песню. К тем звукам не в такт добавились басовые ноты. Еще одна пара уставной обуви грозно вмешалась в маршевый порядок.
– Стой, – прозвучал командный поставленный голос.
Разводящий, старший матрос Алферов, даже не продублировал команду, смена и без того застыла как вкопанная. Перед ними предстал пропагандист корабля капитан-лейтенант Аникеевич. Весьма пронырливый офицер, без устали снующий по кораблю и вызнающий о недостатках при несении службы. Его глаза на фоне серого морозного неба с нескрываемой хитрецой смотрели на караульную смену.
– Товарищ капитан-лейтенант, разводящий караульной смены старший матрос Алф… – принялся докладывать Алферов, но тут же был пресечен.
– Кто только что сменился с восьмого поста? – твердо спросил офицер.
– Я, матрос Науменко.
– Что Вы делали на посту, товарищ матрос? – всё тем же монотонным голосом задавал вопросы Аникеевич.
– Охранял Родину, товарищ капитан-лейтенант, – без запинки, как выученную песню Раджеша, протараторил Науменко.
– Славно Вы ее охраняете, товарищ матрос, – офицер как удав приближался к сменившемуся караульному, – с папиросой в зубах Вы ее охраняете.
От услышанного Алферов вздрогнул, лямка автомата соскользнула с плеча.
– Раньше нужно было переживать, товарищ разводящий, когда людей на посты расставляете, – Аникеевич принюхался к лицу Науменко. Тот даже глазом не моргнул при словах о курении. Задержал дыхание, хоть это не спасет от чуткого внимания политработника к любым проявленным запахам неблагонадежности. За пьянку мог и под трибунал отдать, коль запах учует. Но табачный дым не так просто выветрить.
– Товарищ капитан-лейтенант, разрешите уточнить, – подал робкий голос Алферов.
– Не разрешаю. Тут и уточнять нечего, – оборвал офицер и вновь повернулся к Науменко. – Курил на посту?
– Так точно, – сознался Иван, поскольку понимал, препирания с Аникеевичем бесполезны. Если этот пропагандист обвинит матроса хоть в курении, хоть в знании английского языка (дабы передавать ментальные телепатические сигналы противнику, не иначе как), хоть в неискренней декламации мыслей Ленина – знай, это уже не обвинения, а конкретный приговор.
– Сдать оружие, – скомандовал офицер.
Образцово выполнив строевой прием, Науменко вручил автомат и подсумок с патронами подошедшему Алферову.
– Товарищ старший матрос, доложить своему непосредственному начальнику о случившемся. Настоятельно рекомендую ему отправить матроса Науменко