За соседним столиком томились бездельем и неопределенностью три молчаливых армейских генерала, чьи дивизии расквартировывались в Восточной Пруссии, однако они держались особняком, ни в какой контакт с Кальтенбруннером не вступая; а возможно, даже не знали, кто это такой. Фюрер срочно вызвал этих генералов в «Вольфшанце», но поначалу не принял их, хотя и отпустить тоже не разрешил, а потом совершенно забыл об их существовании. Время от времени они с надеждой посматривали в сторону личного адъютанта фюрера, но ему казалось, что это была надежда людей, которым очень хотелось бы, чтобы при этом «вагонном дворе» о них так никогда и не вспомнили.
– Фюрер готов принять вас, обергруппенфюрер, – молвил адъютант и с интересом понаблюдал, как шеф РСХА медленно, неуклюже поднимается из-за своего столика, выпрямляясь во весь свой гигантский рост.
Мощный квадратный подбородок этого человека почти классически соответствовал представлению о его характере, а сросшаяся с плечами толстая шея точно так же свидетельствовала о его буйволиной силе и тюленьей неповоротливости.
– Что бы он хотел услышать от меня? – вполголоса пробасил Кальтенбруннер.
Шауб мило улыбнулся, поражаясь наивности заданного вопроса «самого страшного человека рейха». А действительно, чтó фюрер хотел бы услышать от начальника Главного управления имперской безопасности спустя несколько дней после взрыва, прогремевшего в его кабинете?
– Фюрер все еще раздражен, и, как вы понимаете, у него есть на то причины. Слишком уж многие генералы и офицеры оказались предателями или же людьми, не способными противостоять…
– Это понятно, – нетерпеливо перебил адъютанта обергруппенфюрер. – Меня интересует, что ему требуется от меня?
– Не заставляйте меня вещать устами фюрера, господин Кальтенбруннер, – и пергаментное лицо адъютанта стало еще более суровым, чем обычно. – Уже хотя бы потому, что фюрера это может оскорбить.
– Насколько мне известно, – попытался оправдаться начальник РСХА, – обо всех произведенных нами арестах высших должностных лиц рейха Гиммлер ему уже докладывал.
– Прежде всего, фюрер желает убедиться в вашей личной преданности ему.
– Неужели кто-либо может усомниться в этом?! – мгновенно взъярился Кальтенбруннер.
– Лично я никогда не усомнюсь в этом, – вежливо склонил голову Шауб.
– И всё, только вы?! – вдруг совершенно растерялся Кальтенбруннер. – А как остальные? Фюрер, например?
– Как вы понимаете, моего мнения о вашей личности недостаточно.
– Что еще нужно сделать мне как руководителю РСХА, чьи люди только что жесточайше подавили заговор против фюрера,