– У вас есть фотографии? – заинтересовался Сталин.
– Так точно, товарищ Сталин.
– Покажите.
Я вытащил из папки несколько фотографий. Сталин некоторое время рассматривал их, затем протянул Калинину. Тот поцокал языком, произнес «ай-яй-яй» и передал Ворошилову. Этот, словно желая подчеркнуть, куда может завести халатность, выразился внушительно – «да-а-а…» – и передал фотографии Молотову. Наркоминдел ничего не сказал, только выразительно усмехнулся и положил фотографии на стол так, что Маленкову пришлось тянуться за ними. Георгий Максимилианович тоже промолчал, правда, в блокнот записывать перестал. Работая в кадрах под началом Ежова, он и не такое видывал.
Я стоял как вкопанный, ожидая самого худшего для себя, для Закруткина, для его сына и, не поверишь, для молодого Шееля.
– Как старший Шеель держался на допросах? – поинтересовался хозяин кабинета, обращаясь ко мне.
Берия откровенно напрягся, однако я решил сказать правду.
– Он молчал. Мы применили несколько подходов – бесполезно. Барон – матерый и крепкий враг, товарищ Сталин.
– Как же вы добились показаний, товарищ Трющев?
– Мы подготовили Закруткина, затем продемонстрировали его старику.
– Хорошо подготовили? – живо поинтересовался Молотов.
– По полной программе, товарищ Молотов, – отрапортовал Трущев. – Кровь хлестала как из борова.
– И Барон сразу раскололся? – не поверил Сталин.
– Так точно, – ответил я.
– Да, – согласился Сталин и, обращаясь к Берии, выразил одобрение. – Твои молодцы умеют допрашивать.
– Это был психологический ход, товарищ Сталин, – объяснил Берия.
– Ха, ход, – усмехнулся Сталин и пригладил усы. – Впрочем, черт с ним, с Шеелем! Как мы должны поступить с этим шпионом?
Молотов подал голос:
– Шуленбург намекает на возможный обмен.
– Мы шпионов на предателей не меняем. Хотя просба посла дружественной державы заслуживает внимания. Что вы предлагаете, товарищ Берия?
– Закон позволяет сохранит ему жизн.
– Кому – старшему или младшему?
– Обоим, – уточнил наркомвнудел.
– Так, – высказал свое мнение Сталин. – Враги сжигают наши лесопилки, убивают наших граждан, а вы предлагаете сохранить им жизн?
– Суд решит, товарищ Сталин, – выкрутился Берия.
– Суд, конечно, решит, но суд не может решить политический вопрос – как поступить со старшим Шеелем?
– Революционный долг, товарищ Сталин, требует от нас бить безжалостними с врагами революции.
– Это верно. Но пролетарская сознательность подсказывает, если старый Шеель – враг матерый, то молодой, к тому же имеющий двойника, мог бы пригодиться. Товарищ Трющев, – обратился он ко мне, – старик сумел опознать подмену?
– Никак нет, товарищ Сталин. Он заплакал.
– Как заплакал?! – удивился Сталин. –