– Но ведь вы, как психиатр, постоянно оперируете эти понятием! – поразился Штейнер. – Как можно работать с тем, что неизвестно? Любой человек знает, что такое личность и сознание!
– А я вот этого не знаю. – Психиатр откинулась в кресле, скрестив на груди руки. – Просветите меня.
– Сознание во многом сходно с обычным компьютером: есть память, есть мозг-«процессор», есть «устройства ввода-вывода», то есть органы чувств…
– Вы говорите о «железе», а где находится сознание? – переспросила психиатр. – Память? «Процессор»? А, может, мышцы или на самом деле сердце? Или, может быть, печень, как считали древние, или вообще желудок?
– Вы издеваетесь? Причём тут желудок?!
– Притом, что есть взаимосвязь между бактериями в кишечнике и работой мозга. Вопрос, чем мы думаем, не так прост. Поэтому повторю: что такое сознание? Как оно меняется с течением времени? Как связано с памятью? И как мозг связан с личностью? К примеру, в случае её раздвоения, как говорят обыватели?
– Прекратите дискуссию! – повысил голос У Ван. – Мы не на конкурсе научного остроумия! Дайте чёткое объяснение, почему нельзя скопировать личность – в компьютер или в другой мозг, без разницы.
– Потому что мы можем, и то не всегда, определить, что у существа есть сознание, но у нас нет достоверных критериев, той грани, до которой сознания ещё нет, а после – уже есть. И вообще нет определения сознания в приложении к иному существу. Есть довольно грубые механизмы, позволяющие выявить наличие этого сознания, и всё! Мы знаем огромное число примеров пластичности мозга. Анри уже говорил: даже запись общих сведений о навыках срабатывает далеко не всегда. Вы все слышали, как записывают базовые знания в мозг голема. По сути это не запись, а ускоренная выработка условного рефлекса: долгое повторение, доведённое до автоматизма действие. У големов это сведено к повторению сигналов между нейронами – выброшен промежуточный этап движения или проговаривания. Разумеется, некоторые характерные черты «донора» могут сохраниться и у «реципиента», но только если подкрепляются потом собственным опытом, а чаще всего – физиологией. Простите, Алексей, я вынуждена вспомнить ваши слова о физическом влечении. Оно было сильнее именно из-за влияния рефлекторной памяти «доноров». Подозреваю, опыты часто проводились в присутствии молодых лаборанток, и «доноры» неосознанно реагировали на них. А запись личности невозможна!
Психиатр оглядела коллег и несколько иным тоном продолжила:
– Есть и ещё одна причина, влияющая уже не на отдельного человека, а на всё общество. Падре Марко, вынуждена выбрать вас как пример. Сколько вам лет?
– Семьдесят восемь.
– Скажите, как вы объективно оцениваете свои психические способности? И насколько ярко по отношению к сорокалетнему возрасту воспринимаете мир?
– Даже если исключить вполне понятную физическую заторможенность, я стал более консервативен, намного менее