– Бумаги нет.
– Ничего, – ответил я. – Раздобуду клочок. Помирать, так с музыкой.
Я достал из кармана обрывок местной коммунистической газеты, который носил с собой в надежде стрельнуть табачку.
Сосед затянулся.
– Из бывших? Или сознательный контрреволюционер?..
– Никакой я не контрреволюционер! Из бывших – да! Окончил медицинский факультет университета. У белых служил врачом… – я жадно затянулся. – Теперь вот прикидываю, как бы мне свалить с вашей Совдепии, иначе кокнут меня здесь. Как пить дать кокнут.
– Что, уважаемый, руки по локот в крови?
– Боже упаси! Я же сказал – врач. Перевязки делал, руки, ноги приходилось пилить, но чтобы пускать кровь, Боже упаси!..
Тут я вспомнил о полковнике Лещенко и загрустил.
– Так зачем же уезжать? – удивился сосед. – Разве тебе, уважаемый, здес работы не найдется? Руки-ноги пилит…
– Ага, найдется, – усмехнулся я. – Как бы голову не отпилили.
– Зачем голову, если не виноват. Я смотрю, больших капиталов ты не нажил – сидишь, смотришь на турецкий пароход, прикидываешь, где дэнги раздобыть. Вот меня решил ограбить. Только у меня, уважаемый, дэнег тоже нет. Ни золота, ни серебра. Так что сейчас мы с тобой истинные пролетарии, только я сознательный, а ты несознательный.
Я уже совсем было собрался попрощаться, да черт меня дернул съязвить:
– Не такой уж я несознательный. Будьте благонадежны, что повидал, сумею рассказать.
Сосед удивился:
– Как это?
– Книгу напишу, как сознательные становились несознательными и наоборот, и что из этого вышло.
– Э-э, так ты писатель, – удивился грузин. – Книг пишешь?
Я замялся.
– Хотел написать, когда сотрудничал в лито во Владикавказе. Там и пьесы мои ставили о том, как ломаются мысли, как теряешь рассудок, как ищешь ответ, зачем это все со мной?
– Это хорошие мисли, – одобрил незнакомец и ткнул в меня трубкой. – Продуктивнии. Только кому они там нужны?
Он махнул рукой в сторону юго-запада, потом добавил:
– Там не нужны. Здесь нужны.
– Мои мысли вам не подойдут.
– Откуда знаешь? Если есть желание, почему не писат здес. Толко не надо твоего контрреволюционного «ага». Я серьезно говорю. Вижу, мается человек, а место неудобное выбрал. Я ему советую – отойди подальше, там топиться удобнее, а он, оказывается, литэратор.
– Я не литэратор, – возразил я.
– Станешь! – заверил сосед. – Но только здесь. Там, – опять тычок трубкой в сторону парохода, – там не станешь. Там дэнги нужны, а у тебя дэнег нет. И у меня нет. И у грузчиков, – он указал на полуголых босяков, таскавших мешки на турецкий пароход, – нет. Разве они не люди, разве им не нужны книги? Подумай, дорогой. И не спеши, я тебе как брат говорю.
Он зашел в море. У доброхотов, даже самых большевистских, почему-то никогда не бывает денег. Советов сколько угодно, а вот со средствами туго.
Он искупался, вышел на берег, натянул кальсоны, сапоги, брюки, рубашку,