– Нравится? – спрашивает Танька спокойно.
– Ага, – восторженно отвечаю я.
– Хочешь, подарю?
– А можно? Мама не отругает?
– Игрушка же моя. А ты моя подруга. Мне хочется сделать тебе приятное. Бери же!
Я была готова визжать от радости. Но Марьниколавна поставила бы в угол или лишила прогулки. А мне уж очень хотелось стать для новой игрушки самой лучшей хозяйкой.
Весь день мы с Танькой прожили душа в душу. Смеялись, кривлялись, бесились. И всё это вместе. Я удивлялась своим прошлым мыслям о ней. Своя же! Как только раньше этого не видела. И зайчик теперь мой. Весь жёлтенький, только животик беленький. Глаза холодные – тёмные пуговки. Так и хочется отогреть. Мои игрушки были другими. Не такими мягкими и яркими. Чужое всегда привлекательнее.
Я очень боялась, что Танькина мама запретит подарить мне зайца, но она разрешила. И я почувствовала себя достойной всего самого лучшего на планете.
– Чей ушастый? – спросила моя мама, снимая с меня сандалии.
Я и сама могу разуться, но маме хочется быть нужной.
– Мой, – отвечаю.
– Украла? – в глазах мамы ужас и презрение.
– Танька подарила. Мы теперь с ней дружим, – я улыбаюсь во все свои четырнадцать зубов.
– Где её шкафчик? – выдыхает мама.
Нехотя показываю на жёлтую дверку, ещё не понимая зачем. Зайца забирают из моих рук и отправляют в Танькин шкафчик.
Я в ужасе. Не помню, что было дальше. Плакала, протестовала, пыталась объяснить, что нельзя так с дружбой и с плюшевым существом, которого мне доверили.
– Ей мама не разрешит тебе отдать. Договорись они! Умницы какие! А у взрослых спросили? Завтра же вернёшь и больше никогда ничего у чужих брать не будешь. Чего тебе не хватает?
Не хватало на тот момент многого, но маму огорчать не хотелось. Она не понимает. И я тоже. Каждый остался в своём непонимании. Почему это Танька чужая? Почему у меня некрасивые игрушки? Почему, когда я что-то ценное получаю, это сразу нужно отдать?
Ничего… А я и не брала. Мне Танька дала. Сама.
Никогда… А это сколько дней? А в восемнадцать лет уже можно будет?
У чужих… А если допустить мысль, что все свои? Вот Танька, как только стала другом, сразу поменялась как! И так ведь с каждым. Тысяча граней, как в алмазе, в человеке. И он всего лишь одной из них ко мне поворачивается. И если она меня не устраивает, то что, человек чужим становится сразу? Нелогично как-то.
– Чего молчишь? Повтори. Что поняла? – продолжала мама террор любовью.
– Никогда ничего не брать, – отчеканила я, не выговаривая «р».
Мама взяла меня за руку в знак примирения. Слава богу, хоть не обиделась!
На следующий день пришлось объяснять Таньке, почему мне не разрешили принять подарок. Видно было, что она расстроилась. Разговора с ней не получилось. До конца дня я переживала. Скорбь и чувство несправедливости