Близ лесных владений ее отца, стояла усадьба богатого вельможи. Старик за свою короткую жизнь стал заметным человеком при дворе, умножил семейное достояние, но, несчастливый в потомстве, имел лишь одного сына. Правда, юноша был красив, к тому же достаточно умен, чтобы не портить это впечатление. Не желая идти по стопам отца, он все внимание посвятил изящным искусствам и оккультным наукам. Точнее, тому, что люди в состоянии в них увидеть. Когда отец умер, юный граф созвал в имение друзей, актрис и художников, поэтов и мистиков. И дни слились в нескончаемый праздник.
Этого-то юношу и возжелала княжеская дочь. В доме, где царит веселье, не считают гостей. Ей ничего не стоило влиться в их поток, а красота и голос, звенящий, как хрусталь, должны были обеспечить победу. Но предпочтения человеческие непредсказуемы: порой пышной садовой розе они предпочитают дикий шиповник, находя невыразимую прелесть в его медовом сердце. Чарующий, неземной облик духов, когда мы воплощаемся в человеческом теле, ошеломляет и пугает их одновременно. Люди инстинктивно подозревают, что мы лишены тепла и чувствительности, отличающих их породу.
Любовь юного графа вспыхнула и погасла слишком быстро. Он сторонился княжеской дочери, и это приводило ее в бешенство. Отчаявшись пленить, она отважилась на безумие: пообещала познакомить его с миром духов, открыть наши тайны и принесла в том клятву.
Умению принимать поражение стоило бы поучиться даже многим из нас. Это дает возможность отступить и напасть в нужный момент. Княжеская дочь подобным умением не обладала, за что и поплатилась. Слово – инструмент магии и для нас имеет особую ценность. Мы не лжем людям, а лишь говорим то, что нужно – не более. Этого бывает достаточно. Но клятва…
Человек может нарушить клятву и отвечать лишь перед своей совестью. Для духа это равносильно смерти. Поэтому проклятие Огненного цветка, наложенное князем на непокорную дочь, может служить образцом мудрости и величия нашего рода.
Лучшие сказки рассказывал мне дедушка. Я и сейчас помню его голос: ровный, чуть глуховатый. Он говорил «вкусно» (трудно передаваемое, но явственное ощущение), и я всегда смотрела, не отрываясь, на его губы, не только слыша, но и видя каждое слово. Одна история была самой любимой: я часто просила рассказать именно ее. Причем дедушка уверял, что это вовсе не сказка, и все случилось с ним на самом деле. Давным-давно, когда он сам был маленьким. Начиналось всегда одинаково…
«Было мне тогда лет восемь или девять: точно не помню. Лето стояло теплое, но и дожди случались, так что белых уродилось знатно, и мы, ребятишки, чуть не каждый день за грибами бегали. Вот и тут с утра отправились всей компанией – человек пятнадцать. Вовка-труба (уж больно голосистый) – за главного. А уходили мы, обычно, на целый день. Хлеба из дома возьмем, малины и черники – вдоволь. Воду же тогда можно было из любого ручья пить. Не то что теперь…
Так вот, наигрались мы, значит, в казаки-разбойники, набегались в салки, пообедали – пора и за грибами. Разошлись в разные стороны, чтобы каждый набрал, но перекликаемся: лес хоть и знакомый, однако грибы такое дело – заманчивое, и не заметишь, как в глушь зайдешь. Особенно, если гриб «идет». А мне в тот день очень везло: и прошел всего ничего – набрал полкорзины. Да все крепенькие, ладные, как на подбор. Вот наклонился я за очередным боровиком, гляжу – на соседней елочке сидит птица. Небольшая, вроде скворца, но вся белая, а на голове – хохолок. Сидит и на меня смотрит. Потом свистнула – нежно так, переливчато – и перелетела на другое дерево. А оттуда опять то одним глазом, то другим на меня поглядывает. Никогда я такой красивой птицы не видел: ни до, ни после – хоть и старик уже. И она, видать, человека не встречала – вот и не боится. Решил я ее поймать. Начал подкрадываться. Птица подпустила совсем близко, но когда уже руку поднес, порх! – и улетела. Недалеко, однако, – любопытно ей. Опять я покрался, и опять она до последнего ждала, а потом упорхнула. Азарт меня разобрал: и про грибы забыл, так корзинка и осталась под елкой, и про ребят. Вижу только белые перышки, словно облачко в лесной зелени.
Вела она так меня, вела, а потом вдруг вспорхнула и полетела между деревьями. Я за ней – на просвет. И выбежал на просторный луг. Небо надо мной бездонное, и ни облачка. Впереди, за лугом, огромный дом, даже дворец, как в сказках. Так и сияет, словно большая белая раковина. А вокруг, сколько хватает глаз, алые цветы растут. Как тюльпаны, только красивее. И вижу я: среди них, как огонек в ночи, сияет один цветок. Видом как другие, но так и светится, манит к себе.