Уже при первых звуках этого голоса Элен почувствовала невольную дрожь. Язык, на котором исполнялась ария, был ей совершенно незнаком, но хотя она и не понимала слов, музыка производила на нее такое необыкновенное и странное впечатление, что она сама не могла определить, какое настроение, она в ней создавала. Наконец голос и инструмент умолкли. Элен не могла сомневаться, что это была незнакомка, которая была сейчас рядом с ней, и она подумала о том, как лучше всего подобраться к ней. Но вдруг ей пришла в голову отличная идея. Она разрешила своим детям снова уйти, и те, давно узнавшие голос их подруги, поспешили к тому месту, откуда доносился звук. Они нашли ее сидящей на стволе дерева в ближнем кустарнике, а в руке у нее была арфа, на которой она только что снова начала играть, хотя на одной из ее рук всё ещё была перчатка.
Она, казалось, обрадовалась при виде детей и позвала своего слугу, сидевшего поодаль от нее. Вручив ему арфу, она спросила свою дорогую, маленькую Жюли, в какую игру она хотела бы поиграть? Милый ребенок хотел познакомить незнакомку со своей матерью, но, вероятно, остерегалась сказать ей, что та находится совсем рядом. Вместо этого она ответила, что хотела бы попрыгать и побегать, и добавила, что подруга уж точно не смогла бы ее догнать, если она даст ей фору хотя бы в несколько шагов.
Лодоиска приняла предложение. Жули побежала вперед, она направляла свой курс туда, где находилась ее мать, которую нельзя было увидеть с этой стороны из-за кустов. Внезапно маленькая девочка бросилась в объятия матери, и Лодоиска остановилась от удивления, стоя почти неподвижно, перед ней. Та, обрадовавшись этому благоприятному совпадению, тотчас встала с места и сделала несколько шагов к незнакомке, которая вопросительно посмотрела на нее.
Лодоиска была прекрасного телосложения, и ее чрезвычайно приятная, обольстительная фигура обладала как раз тем, что необходимо для подчеркивания ее красоты. Ее лицо было совершенным: рот маленький, нос греческий, глаза большие. Над открытым лбом возвышалась пышная шевелюра, и несколько ее черных прядей спадали на алебастрово-белые плечи. Словом, Лодоиска была очень красива, но не одна только ее прелесть производила на окружающих величайшее впечатление – во всех чертах ее было что-то непонятное и неописуемое, на что нельзя было устать смотреть. Но невозможно было договориться с собою, то ли это созерцание доставляло удовольствие, то ли очень странное чувство страха. Белизну ее кожи необычайно украшал яркий румянец на щеках; но все же в этой смеси можно было заметить землисто-желто-серый оттенок, нарушавший гармонию целого. Свежесть ее губ можно было сравнить